Пятая космическая - Вячеслав Шалыгин

– Согласен, но я говорю о другом. По логике Даймонда, на его пути к абсолютной власти стоим мы – почему, понятно, Кент – поскольку за ним вторая военная сила, и...

– Колонии?

– Одна, но самая богатая. Рур. Рассуждая далее, мы придем к выводу, что Даймонд постарается каким-то образом устранить все три препятствия. Нам остается понять – каким? Опираясь на горький опыт с Лидией, можно предположить, что это снова будет провокация, но какая и где?

– Задачка. – Гордеев допил кофе. – Одними размышлениями тут не обойтись. Займись-ка ты, Иван Юрьевич, этим в полную силу. Электронщики твои с компами и сами справятся. Кто там у тебя заместителем, Ривкин? Пусть он командует «пятым этажом», а ты давай переезжай ко мне на восьмой. Как раз вакансия начальника разведки свободна. С фронтовыми делами замы справятся, а ты сосредоточься на стратегических вопросах. Не дай Бог этот Даймонд новую Лидию нам устроит. Если ты прав насчет легкого сдвига при особых талантах, с него станется.

– Думаю, это будет что-то другое.

– Все равно плохо. Не время сейчас для разборок с невменяемыми суперменами, Ваня, не время...

В общем-то, счастье дело нехитрое, но обретается при одном условии – если есть с кем его разделить. Вы не станете счастливым человеком, купив новую машину, поскольку это будет исключительно ваша личная радость, вы не обретете счастье, взобравшись в одиночку на вершину Эвереста – лишь ощутите эмоциональный прилив. Не принесут его и власть или богатство. Да, приятно быть богатым и уважаемым такими же скрягами, кто спорит? Но многие ли избранные счастливы? Сыты и довольны – возможно, счастливы – вряд ли. А все потому, что замкнуты на себе и своих делах. Но любое замкнутое пространство рано или поздно начинает давить на психику тяжким грузом несвободы, заточения в золотой клетке. Несвободы, добровольной и благополучной, но все равно стесняющей и мысли, и чувства, и стремления. Одним словом, несчастной. Счастье – это совокупность положительных эмоций, свободно изливающаяся вовне. Сделайте счастливым другого человека, и будете счастливы сами. А если он стремится к тому же, в одной упаковке со счастьем вы приобретете еще и гармонию любви. А больше человеку от жизни ничего и не требуется. Деньги, слава, власть – пустое. Суррогаты. И не верьте тем, кто говорит: «Отлично, если хочешь сделать меня счастливым, дай денег, что мне твоя любовь на пустой желудок?!» Они лукавят. Деньги сделают их зависимыми от вас или же эти люди будут просто вам благодарны – неважно. Настоящего счастья они не обретут.

– Особенно убедительно эти рассуждения звучат из уст богатенького наследника. – Яна лукаво прищурилась.

– Ты циничная, испорченная медицинским образованием столичная штучка! – Преображенский сел на теплой палубе по-турецки, затем встал и подхватил девушку на руки. – За то, что сбила меня с философско-романтического настроя ты будешь наказана!

– Нет, мой принц, не надо! – Яна округлила глаза в притворном ужасе. – Не в воду! Я только начала высыхать!

– Именно в воду! – Павел поднял подругу над головой и шагнул за борт.

Слабосоленая лазурь заиграла миллионами искрящихся пузырьков, забурлила и вытолкнула влюбленную парочку на поверхность. Яна, смеясь, оттолкнула Павла и легко поплыла вдоль борта к якорной цепи. Преображенский догнал ее в три мощных взмаха.

– Сдаюсь! – Яна ухватилась за цепь, затем развернулась к Павлу и обняла его за шею. – Хоть я и не полностью согласна с твоей теорией, но я счастлива!

Преображенский мог бы ответить что-то вроде «я тоже», или «не больше, чем я», или выдать еще какую-нибудь банальную глупость, но он предпочел промолчать. Вместо романтического мычания, он просто подсадил Яну на борт и взобрался следом. Можно было остаться в воде, но этот вариант они уже опробовали дважды и сил на третий раунд, даже если держаться за якорную цепь, просто не осталось. Вот на палубе – другое дело.

Это было приятно: лежать животом на теплом полированном дереве палубы, чуть согнув левую ногу и вытянув правую руку вдоль тела. Левая ладонь и правая щека тоже ощущали тепло, но не нагретого солнцем дерева, а шелковистой, высыхающей кожи ее бедра. Павел приоткрыл глаза. В зрачок тотчас впился микроскопический лучик, отброшенный бриллиантом соленой капли. Дорожка, выдающая путь капли от живота до середины бедра, уже высохла, но упрямая частичка моря пока боролась. Тягаться с горячей искусственной звездой было делом бесперспективным, но капля об этом не знала. И узнать это ей было не суждено. И, наверное, ее счастье как раз в этом. Оставаться собой и бороться до конца, не зная сомнений. Людям такого не изведать и не понять. Даже самым смелым, решительным и сильным. Да им этого и не нужно, их счастье, как уже было сказано, заключается в другом.

Павел провел ладонью по ее бедру – старательно огибая каплю – и Яна ответила. Она погладила его по щеке, шее и коснулась губ. Под палящим солнцем ощущать прикосновение ее прохладных пальцев было особенно приятно. Павел оперся на согнутое колено и подтянулся повыше. Теперь он прижимался щекой к ее животу. Здесь невысохших капелек оказалось больше, и он припал к ним губами. Было чуть солоновато, но мучающая его жажда была не того свойства, чтобы утолять ее водой. Его рука скользнула вниз, он приподнялся и передвинулся еще выше. Яна прижалась к нему всем телом. Движение, едва уловимое, движение-намек, и любовная игра началась заново.

На палубе яхты, дрейфующей посреди Экваториального моря Каллисто, отдыхать и любить не мешало ничто. Можно было расслабиться, насколько позволяет фантазия. Павел в этом плане был немного скован, зато для Яны не существовало никаких условностей, и очень скоро суровый космодесантник тоже расслабился и раскрылся.

Спустя некоторое время, они снова плюхнулись за борт, поплавали, взобрались обратно и, ополоснувшись пресной водой под маленьким душем, спустились в каюту, перекусить.

– Счастье есть, – заявила Яна, уплетая огромный бутерброд с ветчиной.

– И пить, – добавил Преображенский, открывая банку дорогого петербургского пива.

– Сударь, куда вдруг делся ваш романтизм? – Девушка рассмеялась. – Вы вернулись в привычный и милый солдатскому сердцу стан циников?

– Но любовь все-таки существует, – подсластил пилюлю Преображенский.

– Другое дело. – Яна удовлетворенно кивнула и подмигнула. – Какие у нас планы?

– Тайм-аут, сударыня. – Павел рассмеялся. – Давайте, хотя бы часок поиграем во что-нибудь другое. Хочешь, порыбачим? Или сходим к Маяку?

– А что такое Маяк?

– Очень живописное местечко. Прямо из моря торчит огромная скала, на вершине которой установлен тот самый маяк.

– Звучит интригующе, – Яна улыбнулась, – и вызывает фаллические ассоциации.

– Чего? – Павел состроил непонимающую физиономию. – Вы, барышня, это... ну... по-русски бы выражались, а?