Срединная Англия - Джонатан Коу

Они кратко пожали друг другу руки, и Эмили ушла.

В пять сорок Софи села в поезд с Юстона, домой добралась засветло. Иэн приготовил пасту, очень вкусно, и пока она рассказывала о слушаниях и о встрече с Эмили, сочувственно кивал. Но когда стало ясно, что ничего такого, что заметно улучшит положение дел, он сказать не в силах и никаких практических шагов совершить, чтобы ей помочь, — тоже, он расстроился и захотел обсудить статистику иммиграции, этими цифрами полнились все газеты и все телевизионные новости.

— Триста тридцать тысяч — это слишком много, — повторял он. — У нас тут битком. Страна битком. Что-то надо с этим делать — даже тебе это должно быть очевидно.

— Я где-то читала, — сказала Софи, — что просто стало уезжать меньше народу, а не приезжать больше. — Но ей этот разговор был скучен, и спорить дальше она не захотела.

Обнародование последних цифр иммиграции подействовало на кампанию референдума, вышедшую на финишную прямую, бодряще. Повестка дня изменилась. Меньше стало разговоров об экономических прогнозах, суверенитете и политических выгодах от членства в ЕС, теперь все сводилось к иммиграции и пограничному контролю. Изменился и тон дискуссии. Сделался озлобленным, с переходом на личности, сварливым. Половина страны словно бы сделалась яростно враждебна другой. Все больше людей желало, как Бенджамин, чтобы вся эта утомительная, мерзкая, сеющая раздор затея завершилась и забылась как можно скорее.

Между тем Лоис выставила свой йоркский дом на продажу и перебралась в Бирмингем. Вечером 13 июня 2016 года, через десять дней после ее возвращения, она пригласила Софи и Иэна на ужин. Приготовила лазанью, они выпили много монтепульчано, и все было очень весело, но после ужина Лоис исчезла из-за стола, пока они еще пили кофе, а через несколько минут Софи обнаружила ее в гостиной, одну — она слушала «Классик ФМ» и приканчивала остатки вина.

— Все хорошо, мам? — спросила Софи.

Лоис глянула на нее и улыбнулась.

— Да, я хорошо.

— Ты разве не хотела поболтать?

— Не очень.

Софи села рядом. На журнальном столике рядом с диваном лежала стопка газет и всякая прочая ерунда. Четыре листка А4 наверху стопки привлекали внимание. Софи взяла эти листки, оглядела их.

— Что это?

— А ты как думаешь?

— Похоже на рекламные листовки домов во Франции.

— Они и есть.

— Ты собираешься купить что-то во Франции?

— Твой отец собирается.

Софи пригляделась к буклетам внимательнее. Предлагаемая собственность, вся по цене около 300 тысяч евро, похоже, располагалась в идиллических пейзажах и имела щедрые размеры — такие обошлись бы покупателю вдвое дороже, находись они где-нибудь в Англии.

— И как, ты сама разве не рвешься? — спросила она у матери. — Ты же всегда хотела во Францию. Много лет об этом говорила. И папа уходит на пенсию через пару лет. Было бы здорово — для вас обоих.

Лоис кивнула.

— Да, было бы. — Но, кажется, без особого энтузиазма.

Софи занервничала.

— Ты же собираешься провести свою пенсию с папой, правда?

— Ну, больше мне ее проводить не с кем, — ответила Лоис, потягивая вино. — И в этом чертовом городе я ее проводить не хочу уж точно.

Софи положила руку матери на плечо. Лоис повернулась к ней. В глазах стояли слезы.

— Сорок три года прошло, как взорвалась бомба, — сказала она. — Сорок три года, четыре месяца и двадцать три дня. Что ни ночь, я ее слышу. Взрыв — последнее, что слышу, перед тем как уснуть. Я не решаюсь смотреть новости по телевизору — вдруг что-то напомнит мне. Даже в кино не могу пойти или посмотреть фильм на диске — вдруг там что-нибудь, что угодно, хоть какая-то кровь, насилие, шум. Любое, напоминающее, что люди способны друг с другом сделать. Политика способна заставлять людей творить ужасное… — Она смотрела на Софи в упор, голос сделался настойчивее. — У вас с Иэном нелады, да?

— Да не то чтобы, — сказала Софи, коротко помедлив. — Прорвемся. Разберемся.

— Политика способна разлучать людей, — сказала Лоис. — Глупо, да? Но правда. То же случилось с моим Малколмом. Вот что его убило. Политика.

Позади них послышался звук — скрипнула половица, женщины обернулись. Пришел Иэн — встал в дверях с чашкой кофе в руке.

— Все в порядке? — спросил он.

— Заходи, — сказала Лоис и, подвинувшись, освободила ему местечко на диване. — Садись, расскажи мне, что ты думаешь об этих домах.

* * *

— О, привет, Фил, — сказал Бенджамин. — Спасибо, что перезвонил.

— Сейчас удобно? У тебя голос немножко странный.

— Я в машине. Еду на станцию.

— Да? И далеко ли собрался?

— Забираю кое-кого. Моего друга Чарли.

— А, да. — Филу еще предстояло познакомиться с этим таинственным пришельцем из Бенджаминова прошлого. — Парень, который по детским праздникам.

— Приезжает на день-другой. Позвонил сегодня утром. Крик о помощи. Кажется, у него дела табак.

— Уместно ли сейчас сказать что-нибудь о слезах паяца?

Бенджамин безрадостно рассмеялся.

— Да не очень.

— Окей. Слушай, не буду тебя задерживать. Ты о чем хотел поговорить?

— Просто хотел твоего совета о материале, который сейчас пишу.

— О каком материале?

— Я тебе разве не говорил? Пишу кое-что о референдуме. — На другом конце линии повисло долгое молчание. — Ты еще тут?

— Тут я, да. Просто… офигел.

— Офигел? Почему?

— Ты пишешь что-то о референдуме? В смысле… ты собираешься занять какую-то позицию по какому-то поводу?

Ясности Бенджамин в этом отношении, кажется, не имел.

— Вероятно. Это для газетной статьи, короче. Они опрашивают уйму писателей, как те собираются проголосовать.

— Ну и расскажи им, — проговорил Филип. Но тут его настигло внезапное подозрение. — Ты уже решил, да?

— Мне казалось, что да. Я уверенно думал, что собираюсь голосовать за «Остаться».

Филип ждал.

— Но?.. — подтолкнул он.

— Ну, все же запутано, да? Столько всяких доводов за оба варианта.

— Верно.

— Я поисследовал вопрос в сети. Столько всего нужно принять в расчет. Суверенитет, иммиграция, торговые партнерства, Маастрихтский договор, Лиссабонский договор, Единая сельскохозяйственная политика, Европейский суд, Еврокомиссия — в смысле, у Еврокомиссии слишком велика сейчас власть, верно же? В европейских институциях настоящий дефицит демократии.