Столп огненный - Кен Фоллетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Французский закон гласит, что король может править с четырнадцати лет. Франциску пятнадцать.
– Верно, – согласился Пьер. Мысли успокоились, тревога исчезла, ей на смену пришла холодная логика. – Но ему понадобится помощь. И тот, кто станет ближайшим советником молодого короля, будет истинным правителем Франции. – Отринув всякие правила приличия, он шагнул вплотную к Шарлю де Гизу и произнес, вложив в слова всю душу: – Кардинал, этим человеком должны стать вы!
Шарль метнул на него взгляд, значение которого Пьер без труда истолковал. Этот взгляд означал, что Пьер сказал что-то такое, до чего сам Шарль не додумался.
– Ты прав, – негромко проговорил кардинал. – Но естественным выбором кажется Антуан де Бурбон. Он первый принц крови.
Принцами крови признавались прямые наследники короля по мужской линии[38]. Эти люди относились к высшей знати, выше них была только королевская семья. Среди них самым старшим был как раз Антуан.
– Упаси боже! – воскликнул Пьер. – Если Антуан станет главным советником короля Франциска Второго, с могуществом рода де Гизов будет покончено.
И с моим будущим – тоже, прибавил он мысленно.
Антуан владел короной Наварры, крошечной страны между Францией и Испанией. Что важнее, он был главой дома Бурбонов, который, наряду с кланом Монморанси, являлся величайшим среди соперников де Гизов. В вопросах веры Бурбоны отличались переменчивостью, но очевидно, что по отношению к еретикам Бурбоны и Монморанси окажутся не столь суровыми, как Гизы, а потому их поддержат протестанты. Разумеется, при иных обстоятельствах подобная поддержка вышла бы этим семействам боком, но сейчас, если Антуан подчинит себе мальчишку-короля, де Гизы останутся ни с чем. Думать об этом было поистине невыносимо.
– Антуан глуп, – сказал кардинал. – И его подозревают в связях с протестантами.
– А еще его нет в городе.
– Ну да, он у себя в Пау. – Оплот королей Наварры располагался у подножия Пиренеев, в пятистах милях от Парижа.
– Гонцов к нему отправят нынче же вечером, – напомнил Пьер. – Антуана можно опередить, но действовать придется быстро.
– Нужно поговорить с моей племянницей, Марией Стюарт. Она станет королевой Франции. Пусть убедит короля не назначать Антуана своим советником.
Пьер покачал головой. Шарль никак не мог сообразить, что сейчас нужны иные шаги, иные меры.
– Красавица Мария – совсем еще девочка. На нее нельзя полагаться.
– Тогда поговорю с Екатериной.
– Она дружит с протестантами и вряд ли будет возражать против Антуана. Хотя…
– Продолжай, не тяни.
Шарль слушал Пьера так, словно тот был ему ровней по положению. Пьер готов был скакать от восторга: политическая сметка обеспечила ему внимание и уважение талантливейшего государственного мужа Франции.
– Скажите Екатерине, что, если она согласится назначить вас с братом главными советниками короля, вы удалите от двора Диану де Пуатье и запретите ей возвращаться в Париж до самой смерти.
Кардинал поразмыслил, а затем медленно кивнул.
5
Элисон втайне радовалась ранению, полученному королем Генрихом. Нет, она надела подобающий белый наряд и ухитрялась время от времени выдавливать слезинку-другую, но сердце девушки пело. Мария Стюарт вот-вот станет королевой Франции, а Мария – лучшая подруга Элисон!
Короля перенесли во дворец Турнель, и придворные толпились у покоев, где ухаживали за раненым. Умирал он долго, но мало кто сомневался, каков будет исход этой борьбы со смертью. Среди врачей был и Амбруаз Паре, тот самый, что вынул наконечник копья из щеки герцога де Гиза, – остался лишь шрам, из-за которого герцог и удостоился своего прозвища. Так вот, Парэ заявил, что если бы щепа пронзила только глаз, король мог бы выжить – при условии, что в рану не занесли никакой заразы; увы, она проникла гораздо глубже и поразила мозг. Хирург поставил опыт над четырьмя осужденными преступниками: всем им втыкали щепки в глазницы, воспроизводя королевское ранение, и все они умерли, посему для Генриха надежды не оставалось.
Пятнадцатилетний супруг Марии Стюарт, будущий король Франциск Второй, словно утратил рассудок. Он то лежал в постели, оглашая спальню стонами, то пытался разбить собственную голову о стену. Даже Мария с Элисон, верные подруги его детских лет, возмущались тем, что Франциск повел себя столь безответственно.
Королева Екатерина никогда не могла похвастаться тем, что муж принадлежал ей безраздельно, однако участь потерять его навсегда безмерно ее страшила. Впрочем, она не преминула отомстить сопернице, Диане де Пуатье, запретив пускать ту к королю. Дважды Элисон замечала, как Екатерина беседует о чем-то с кардиналом Шарлем; быть может, тот приходил к ней с духовным утешением, но, скорее всего, они обсуждали, каким образом обеспечить надежную передачу короны и власти. Оба раза кардинала сопровождал Пьер Оман, пригожий и загадочный молодой человек, возникший словно из ниоткуда около года назад и с тех пор ставший чуть ли не тенью Шарля.
Утром 9 июля спешно провели обряд соборования.
Где-то после часа дня, когда Мария и Элисон обедали в своих покоях, вошел Пьер Оман. Низко поклонившись, он сказал Марии:
– Король быстро угасает. Пора действовать.
Настал миг, которого все ждали.
Мария не стала притворяться, будто не понимает, о чем речь, или будто у нее истерика. Она сглотнула, отложила в сторону нож и вилку, промокнула губы салфеткой и спросила:
– Что мне делать?
Элисон не могла не восхититься самообладанием подруги.
– Помогите своему мужу, – ответил Пьер. – С ним сейчас герцог де Гиз. А потом мы все отправимся в Лувр с королевой Екатериной.
– Вы хотите подчинить себе нового короля, – проговорила Элисон.
Пьер пристально поглядел на нее, и она внезапно сообразила, что для него существуют лишь важные люди: остальных он попросту не замечает.
– Верно, – сказал он, и в его взгляде промелькнуло одобрение. – Королева-мать заключила соглашение с дядьями вашей госпожи, с герцогом Франсуа и кардиналом Шарлем. В минуту наподобие этой Франциск должен обратиться за помощью к своей супруге, королеве Марии – и ни к кому другому.
Элисон понимала, что все это чушь. Франсуа и Шарль де Гизы хотели, чтобы король слушал только их, Франсуа и Шарля. Мария для них – не более чем прикрытие. В мгновения неопределенности, наступающие со смертью прежнего государя, человеком, в чьих руках власть, становится не новый король, а тот, кого этот новый король слушается. Вот почему Элисон заговорила о подчинении – и вот почему Пьер Оман насторожился и догадался, что она раскусила их план.