Призраки - Чак Паланик

— В плане проверки твоей теории… — Агент Краснобай говорит: — Что ты натворил, кого убил?

Стихи о Недостающем Звене

— Чем ты займешься сегодня? — спрашивает Недостающее Звено. — Что ты сделаешь, чтобы оправдать свое существование?

Чтобы оправдать эту гору из мертвых животных и предков, на вершине которой — ты.

Недостающее Звено на сцене: злобный взгляд исподлобья, желтые глаза глядят из глубокой тени под нависающим лбом.

Глаза и нос словно вытеснены на маленькую полянку, небольшую открытую местность между кустистыми зарослями бровей и чащобой его бороды.

Руки свисают почти до колен, на костяшках пальцев — черный каракуль щетины.

На сцене вместо луча прожектора — фрагменты из фильма:

Проекция любительской киносъемки, в которой чудовище, покрытое рыжим мехом, ростом с всадника в седле, с вытянутой, заостренной макушкой, убегает из кадра.

Берег реки в ясный, солнечный день, на заднем плане — сосновый лес.

Это чудовище из киносъемки перекрывает фигуру Недостающего Звена, рыжие мохнатые груди болтаются на бегу, она оборачивается и смотрит.

Недостающее Звено говорит там, на сцене:

— Ты живешь лишь потому, что умер кто-то другой.

Кто-то жил, а потом умер, чтобы ты мог родиться и жить.

Эта гора мертвецов, они возносят тебя к свету солнца.

Недостающее Звено говорит:

— Все их стремления, вся их энергия, вся сила, которую они накопили…

Как ты ими распорядишься?

Как воспользуешься этим даром?

Кожаные ботинки, жареные цыплята, воины, павшие в битвах, будут лишь бесполезной трагедией, если ты не воспользуешься этим даром и бесцельно растратишь его, тупо пялясь в телевизор. За рулем в уличной пробке. В ожидании авиарейса.

— Как ты воспользуешься этим даром? — спрашивает Недостающее Звено.

Как ты докажешь, им, всем существам, которые были здесь до тебя, что их рождение, их труды и их смерть были все-таки не напрасны?

Рассказ Недостающего Звена

Как оказалось, это было не настоящее свидание.

Ну да, было пиво. И вполне симпатичная девушка. И бильярд в баре. И музыка в музыкальном автомате. Пара гамбургеров с яичницей, жареная картошка. Самая «свиданческая» еда.

Рановато, конечно, после смерти Лайзы. Но было приятно. Куда-нибудь выйти.

И все же эта новая девушка — она вообще не отводит взгляд. Ни разу не посмотрела на телевизор над баром, где идет футбол. Не забила ни одного шара, потому что не смотрит на шар, по которому надо бить. Ее глаза, они как будто пишут под диктовку. Стенографируют. Фотографируют.

— Ты слышал про эту погибшую девочку? — спрашивает она. — Она была из резервации, да? — Она говорит: — Ты ее знал?

Кедровые панели на стенах бара прокоптились от сигаретного дыма. На полу — толстый слой опилок, чтобы впитывать плевки пережеванного табака. Мерцающие рождественские гирлянды растянуты под черным потолком. Красные, синие, желтые огоньки. Оранжевые и зеленые. Некоторые огоньки мигают. В таких барах все можно: прийти с собакой или с оружием. Никто ничего не скажет.

И все же это скорее интервью, чем свидание. Даже когда эта девушка констатирует факт, это звучит как вопрос:

— А ты знаешь, — говорит она, — что святой Андрей и святой Варфоломей пытались обратить в христианскую веру великана с песьей головой? — Она даже не смотрит, куда посылает шар, она продолжает взахлеб: — Католическая церковь описывает великана как огромного человека 12 футов ростом, с песьей мордой, львиной гривой и зубами, как кабаньи клыки.

Конечно, она промахивается, но не прекращает бубнить: бу-бу-бу.

— А ты слышал такое итальянское выражение: lupa manera? — говорит она.

Нагнувшись над бильярдным столом, она не попадает по очередному легкому шару, по шару № 2, который стоит на прямой линии к угловой лузе. Она говорит без умолку, без передышки:

— А ты слышал о Гандильонах? Была такая семья, во Франции. — Она говорит: — В 1584 году их всех сожгли на костре…

Эта девушка, Менди Как-ее-там, она появилась в университетском городке пару месяцев назад, наверное, с рождественских каникул. Короткие юбки, сапожки на шпильках, острых, как заточенный карандаш. Здесь такие не купишь. Поначалу она в основном обреталась на факультете антропологии. Кажется, в аспирантуре. Была ассистентом преподавателя по «Народам мира», и вот тогда, собственно, и начались эти гляделки. Потом она стала интересоваться программой предварительных юридических курсов на факультете английского языка. Каждый день она там. Каждый день говорит: «Привет». Наблюдает. Шпионит. Глаза фотографируют. Берут на заметку.

Знакомьтесь: Менди Как-ее-там, тайный агент.

Так продолжалось весь зимний семестр, и вот на этой неделе она говорит:

— Может, сходим куда-нибудь перекусить? Она угощает. И все же даже при гамбургерах, рождественских гирляндах и пиве, это никакое не свидание. Теперь, запоров шестой шар, она говорит:

— В антропологии я явно сильнее, чем в бильярде. — Натирая кий мелом, она говорит: — Знаешь слово «varulf»?А про такого Жиля Трюдо? Он был проводником генерала Лафайетта во время Войны за независимость. — Все еще натирая кий кубиком синего мела, Менди Как-ее-там говорит: — Или вот еще, французское слово: loup-garou?

И все это время ее глаза смотрят. Оценивают, наблюдают. В ожидании реакции. В поисках ответа.

Она хочет встречаться — но это в ней говорит антрополог. Она приехала сюда из Нью-Йорка, прилетела в такую даль, исключительно для того, чтобы познакомиться с мужиками из резервации чивлахов. Да, это расизм, говорит она.

— Но это хороший расизм. Меня возбуждают чивлахи… Менди Как-ее-там подается вперед, наклонившись над нашими гамбургерами, ставит локти на стол, подпирает рукой подбородок. Водит свободной рукой по столу, следуя за какой-то невидимой линией на сальной поверхности. Она говорит, что мужчины из племени чивлахов, они все на одно лицо.

— У них на лице — большой член с яйцами, — говорит она.

Она имеет в виду, что у мужчин из племени чивлахов, у всех квадратные подбородки, выпирающие далеко вперед. Подбородки раздвоены так глубоко, что это и вправду похоже на яйца в мошонке. Мужчинам-чивлахам всегда надо бриться, даже когда они только-только побрились.

Эта вечная темная щетина, Менди Как-ее-там называет ее:

«Небритость за пять минут».

У мужчин из резервации чивлахов всего одна бровь, то есть, наверное, их две, но они соединяются в сплошную кустистую полосу жестких черных волос, наподобие лобковых, которая проходит через все лицо, от уха до уха.