Космические скитальцы - Мюррей Лейнстер

Он еще испытывал замешательство по поводу радостной реакции Херндона. Херндон, чего доброго, распишет Рики, какой он, Бордман, молодец. А она… возьмет да и согласится с ним. Но он не заслужил подобного отношения. Этот трюк с поддерживаемыми вертолетами решетками вовсе не нов. Его использовали на Сариле для энергетической поддержки гигантской пульсирующей помпы, при помощи которой осушали водохранилище для создания внутри него кольца островов.

“Все, что я знаю, я либо уже видел, либо прочел в книгах, — с горечью думал Бордман. — Жаль, что никто не научил меня справляться с подобной ситуацией!”

Бордман, поежившись, взял карандаш. Под его пальцами рождались варианты решения проблемы. Но результат по-прежнему оставался неудовлетворительным. Изменение яркости солнечного освещения на Лани недостаточно, чтобы заметить это с Кента-4, ближайшего из населенных миров, куда свет доходит за четыре года.

Расчеты Бордмана не были голой теорией. Он пользовался данными, предоставленными Солнцем Земли, относительно которого многие годы создавались графики солнечной константы. Большинство научных данных необходимо отправлять на Землю для проверки. Но в том, что касается активности солнечных пятен, сомневаться не приходится, ибо Солнце Земли и Лани — примерно одного класса и одного размера.

Пользуясь известными данными, Бордман постепенно пришел к выводу, что здесь, в мире вечной мерзлоты, температура будет падать постепенно, пока углекислый газ не замерзнет в атмосфере. Когда же это случится, температура упадет настолько, что между здешними условиями и окружающим космосом не будет практической разницы. Именно двуокись углерода отвечает за парниковый эффект на планете, лишь благодаря этому воздух здесь теплее, чем в космосе.

И скоро этот эффект на планете-колонии исчезнет. А когда это произойдет на материнской планете…

“Если Рики откажется улететь вместе с кораблем Инспекции, я откажусь от должности, — внезапно пришла ему в голову мысль. — Придется это сделать, иначе меня тут не оставят. А без нее я не полечу”.

— Если ты захочешь улететь, тогда все в порядке, — сказал Бордман вслух.

Бордман ждал, когда девушка облачится в меховой костюм. Он состоял из тяжелых сапог с толстенной подошвой, составлявших одно целое с многослойными штанами. Сверху надевалась воздухонепроницаемая куртка с капюшоном и перчатки, пристегивавшиеся к рукавам.

— Ночью никто не выходит наружу, — заметила она, когда они уже вышли в холодовой шлюз.

— А я выхожу, — ответил Бордман. — Нужно кое-что проверить.

Наружная дверь открылась, и они ступили на крыльцо. Он держал ее за руку, ведь ступеньки больше не обогревались и покрылись хрупким слоем изморози.

В небе, разумеется, не было луны, лишь ледяные вершины гор светились загадочным сиянием. На заснеженной площадке темнели выстроившиеся в строгом порядке корабли. Темнота, тишина, ощущение полного покоя. Ни ветерка. Ничто не движется. Жизнь застыла в вечном сне. От тишины, казалось, лопаются барабанные перепонки.

Бордман запрокинул голову и долго оглядывал ночное небо. Ничего. Тогда он взглянул на Рики.

— Посмотри на небо, — велел он.

Девушка подняла глаза. Посмотрела сначала на него, затем туда, куда он показывал, и чуть не вскрикнула. Небо заполняли мириады звезд разнообразнейших видов и цветов. Менее яркие вообще никогда прежде не показывались на глаза. Подобно тому, как местное дневное светило выступает в сопровождении бледных отражений, сейчас далекие ярчайшие солнца были в центре колец, составленных слабыми собратьями. Вся эта картина не казалась случайным совпадением.

— О, как прекрасно! — тихо воскликнула Рики.

— Гляди! — настаивал он. — Продолжай!

И она продолжала, с надеждой переводя взгляд с одной звезды на другую. Подобное зрелище было трудно даже вообразить. Какая игра оттенков и форм! Некоторые группы звезд образовывали треугольники, хотя и неполные, другие — гигантские арки, третьи — многоугольники и квадраты, никогда, впрочем, не достигая законченности.

— Выглядит чудесно, но что я должна обнаружить? — спросила Рики.

— Постарайся выяснить, что отсутствует, — не отставал он.

Она смотрела, а звезды не мерцали, оставаясь неподвижными, но в этом не было никакого изъяна. Они заполнили весь небосвод, так что не оставалось ни клочка пустого пространства. Время от времени кое-где вспыхивали сероватые огоньки, а потом гасли. И вдруг она поняла.

— Не видно полярного сияния! — воскликнула она.

— Точно, — подтвердил Бордман. — Полярные сияния всегда видны в небе. А сейчас — ни одного. Может быть, из-за нас. Хотелось бы верить, что вся накопленная энергия нам не понадобится, и мы снова высвободим ее. Но посмотрим. Пока мы не можем себе этого позволить.

— Когда мы впервые высадились, я любовалась полярным сиянием, — согласилась Рики. — Это было прекрасно. Но на улице был жуткий холод. Поэтому я каждую ночь обещала себе, что выйду полюбоваться сиянием завтра, а назавтра все повторялось. Так и вышло, что я больше ни разу на него не посмотрела.

Бордман не сводил глаз с места, где поблескивали сероватые вспышки. Поразительно, что недавняя игра красок теперь исчезла.

— Полярное сияние образуется на границе верхнего слоя атмосферы — на высоте в пятьдесят-семьдесят миль, при этом давно отделившиеся от солнца частички сталкиваются между собой, притягиваясь магнитным полем планеты. Полярное сияние — это ионный феномен. Мы организовали утечку ионов, вот почему, скорее всего, мы остановили действие сияния.

— Мы? — Рики была шокирована. — Мы, люди?

— Мы отвлекли ионы от их назначения, которое солнечный свет выполняет ежедневно, — сказал Бордман. — Мы собираем всю энергию, какую сможем. Неудивительно, что и энергию полярного сияния мы тоже прибрали к рукам.

Рики молчала. Бордман снова оглядел небо и покачал головой.

— Вполне может быть и так, — сказал он проникновенно. — Мы не забираем слишком много энергии по сравнению с тем, что поступает. Но ионизация обладает эффектом ультрафиолетового спектра. Атмосферные газы не ионизируются слишком легко. Кроме того, если солнечная константа падает незначительно, это означает резкое падение ультрафиолетовой части спектра — и это создает ионы кислорода, азота и водорода. Снижение количества ионов может быть в пятьдесят раз сильнее, чем падение солнечной константы. А мы лишаем энергии то немногое, что осталось.

Рики стояла безмолвно. Мороз был чудовищный. Если бы дул хоть небольшой ветер, такого холода было бы не вынести. Но даже и сейчас ноздри болели от лютого мороза, и ледяное дыхание зимы, казалось, пробиралось внутрь тела. Даже специальная одежда не особенно спасала.

— Я начинаю подозревать, что был глупцом, — сказал Бордман. — А может быть, слишком большим оптимистом, что по сути одно и то же. Я подозреваю, что накопленная нами энергия закончится раньше, чем у нас возникнет в ней острая потребность. Если уж мы лишили света полярное сияние, значит, сосуд почти опустошен. Но у нас только и есть, что этот жалкий сосуд.