Шура. Париж 1924 – 1926 - Нермин Безмен

тем сильнее отдаляется от меня Стамбул. Разница лишь в том, что теперь я даже не мечтаю приехать туда. Только разлука с тобой беспокоит меня. Я так по тебе скучаю. Мое единственное утешение – это твой муж, Александр Александрович. Он присматривает за тобой, заботится о тебе, и мне приятно думать об этом. Жаль, что он не может работать инженером, как раньше, но, с другой стороны, очень мило, что вы теперь выступаете вместе. К слову, когда я писала, что даже не мечтаю приехать в Стамбул, я вовсе не имела в виду, что все мои мечты теперь мертвы. Скорее наоборот. Я просто не мечтаю о чем-то несбыточном или о том, что может причинить мне боль. Но я мечтаю о том, что наша матушка, Нина и Катя скоро покинут Россию, вы с мужем приедете к нам, и вся наша большая семья соберется вместе.

Моя дорогая, ты рассказывала о боли в пальцах. Ты ходила к врачу? Ты еще слишком молода для подобных болей. Может, тебе стоит меньше работать? Я уверена, постоянная игра не идет тебе на пользу. Пожалуйста, береги себя и обратись к доктору. Ты всегда твердишь мне о том, что здоровье очень важно, и сегодня я напоминаю тебе о твоих же словах. Если мы потеряем здоровье, у нас больше не будет сил ни на то, чтобы поддерживать нашу жизнь, ни на то, чтобы встретиться вновь.

Не знаю из-за чего, но наши с Колей и Вовой письма не доходят друг до друга. Хорошо, что я получаю твои, пусть и с опозданием. Как и ты – мои. А может, они уже получили все письма скопом. В любом случае у них все хорошо, все здоровы. Жизнь у них, конечно, непростая. Но кому из нас легко? Вова относится ко всему легче, чем Коля. Думаю, когда они встретятся с Катей, их жизнь станет намного веселее и приятнее. Дочь заставит их позабыть о многих трудностях. Что же касается Пани, то он, кажется, не собирается приезжать во Францию. Им с супругой хорошо в Германии, даже несмотря на то, что семья жены постоянно вмешивается в их жизнь. Паня, должно быть, очень любит ее, раз терпит такое.

Жизнь в IRFE очень красочная и насыщенная, мне не на что жаловаться, и я обожаю свою работу. Юсуповы – замечательные люди. Но я до сих пор не привыкла к громким разговорам Феликса Юсупова об убийстве Распутина. Впрочем, не будем об этом. Князь восхищается необычными людьми, всегда с интересом расспрашивает их обо всем на свете. А княгиня Ирина, статная и элегантная, предпочитает оставаться в тени. Когда она начинает говорить, ты сразу понимаешь, что перед тобой Романова – настолько благородный у нее голос. Вообще-то, для того, чтобы продавать одежду IRFE, мы им не нужны. Ирина Александровна – лучшая модель своего бренда, она отлично демонстрирует свои платья. Их дочери, маленькой Ирине, исполнилось десять, она очень милая девочка. Знаешь, а ведь внучки Распутина и дочь Юсупова теперь растут в одном городе. Какой странный поворот судьбы!

Кстати, у меня для тебя есть еще одна новость: великий князь Дмитрий Павлович какое-то время встречался с Коко Шанель. Ходят слухи, что именно он автор духов номер 5. Дмитрий все еще близок с Юсуповым. После разговоров о том, что они были любовниками, и о том, что Ирина Александровна отказала Дмитрию Павловичу ради того, чтобы выйти замуж за Феликса, удивительно, что они сумели объединиться для расправы над Распутиным. Удивительная вещь эта дружба.

Моя дорогая Тиночка, если бы у меня был хоть один свободный день, я бы непременно написала тебе еще больше. А пока я обнимаю тебя всем сердцем, целую и желаю счастливого Рождества. Пожалуйста, передай Александру Александровичу и всем своим друзьям мое глубочайшее уважение и любовь.

Твоя Шурочка

Когда Шура дописала письмо, время перевалило за полночь. Сперва она хотела добавить Тине сноску о том, что они начали сближаться с Борисом, но потом передумала. Сначала следовало удостовериться в серьезности его намерений. Она не понаслышке знала о том, насколько сильно может разочаровать неудавшийся союз. Время от времени поглядывая в окно на стучавший о стекла проливной дождь, Шура перечитывала письмо. Ей уже давно хотелось спать, но сердце требовало написать еще. Написать маме, Нине, Кате… друзьям детства, няне Пелагее; написать своей Родине, отчему дому, кисловодским деревьям; написать Нарзанской дороге… Слезы закапали на плотную бумагу. Как же сильно Шура скучала по всему этому! Она знала, что слезы ей не помогут. Слезы не вернут ей близких. Все смешалось в памяти – люди, места, дома – и растворялось во времени. Как говорил Бунин, ради свержения царя большевики разрушили и великий дом, и благословенные труды, и память о прошлом.

Внезапно Шура поняла, что, даже если она когда-нибудь и встретится с близкими, живущими в России, она никогда не сможет навестить тех, кто там похоронен. Интересно, что случилось с семейными могилами? Кто жил в их доме? Что стало с деревьями в саду? Шура чувствовала себя полностью оторванной от Родины, и это рождало в ней сразу два разных настроения. С одной стороны, она научилась избавляться от страданий, тянувшихся из прошлого, научилась не надеяться на добро и не разочаровываться в безвыходных ситуациях, а с другой – ее тело и душу наполняла огромная пустота, которую подпитывала простая истина – эта тоска продлится до самой смерти, и ничто не усмирит ее. Оставалось лишь, гордо подняв голову, смотреть в будущее и, повинуясь внезапным дуновениям ветра судьбы, следовать зову сердца.

Если бы только ее семья собралась вместе! Тогда все сразу пришло бы в норму. Однако Гриша Семенович молчал. Они не виделись с того самого вечера в Бийанкуре. Возможно, Гриша сам выезжал в Россию за людьми и поэтому молчал. Но тогда зачем ему Надежда Михайлова? Может, она просто агент под прикрытием? Или, возможно, они работают сообща? Шура перебирала варианты, а вопросов становилось