Свобода от равенства и братства. Моральный кодекс строителя капитализма - Александр Никонов

Я не смотрел фильм Тарковского «Андрей Рублев». Но знаю, что, снимая кино, Тарковский стремился к максимальной достоверности всего, показанного на экране. И поэтому послал Ролана Быкова, который играл роль скомороха, добывать по архивам и библиотекам частушки того времени. Ему хотелось, чтобы с экрана скоморохи распевали подлинные тексты. Быков тексты добыл. Но Тарковского это ничуть не обрадовало, потому что использовать их в фильме было нельзя – частушки скоморохов оказались сплошь матерными.

Вот вам один из самых ярких примеров совершенно пустого, абсолютно бессмысленного, но крайне живучего общественного запрета, который транслируется из поколения в поколение – запрета на публичное произнесение некоторых звукосочетаний и написание определенных буквосочетаний. Которые иначе называют «плохими словами».

Предлагаю иную парадигму: «Нет плохих слов, есть глупые люди».

Глупые люди страдают комплексом неприятия мата. Я сталкивался с проявлением этого комплекса, этого тяжкого невроза довольно часто. Комплекс характеризуется тем, что активно отрицается носителем. Вернее, носители признаются, что комплекс у них есть, но отрицают, что это именно «комплекс». Слово «комплекс» их нервирует. Им больше нравится другое слово – «воспитание». Пойдем людям навстречу! Скажем так: «воспитание комплекса».

Такова уж судьба комплексов – носители признавать их в себе не хотят. «Нет-нет, у меня вовсе нет комплекса на фиолетовый цвет! Я его просто ненавижу до икоты. И, пожалуйста, не показывайте мне его! Не показывайте!!! Разве нельзя найти другую краску?»

«Просто ненавижу» в данном случае означает «беспричинно ненавижу». Точнее, небеспричинно, ибо причина у клинического невроза всегда есть и сидит, как правило, где-то в глубоком детстве. Здесь, наверное, лучше подойдет слово «необоснованно». Если у человека нет никаких логических оснований ненавидеть фиолетовый цвет, троллейбусы или определенные звукосочетания, и его коробит от них необоснованно, вот это и называется комплексом, то есть сильной паразитной программой, наработанной в глубоком детстве.

…Лет десять назад я зашел в какую-то редакцию – то ли «Вечерки», то ли «Мосправды». И стал беседовать с одной дамой. Ля-ля-ля, три рубля… В ходе беседы выяснилось, что дама мне попалась совсем не характерная для своей профессиональной среды – она на дух не переносила мат. Такие особи среди журналисток тогда еще встречались. Говорят, они сохранились в глубокой провинции и по сей день, впрочем, возможно, это всего лишь легенды.

Когда я посоветовал своей собеседнице обратить самое пристальное внимание на этот ее комплекс, его носительница раскраснелась и начала активно и горячо отрицать, что ее невротическая нелюбовь к определенным сочетаниям звуков является комплексом. «Я просто этого не люблю. Разве нельзя найти другие слова для выражения своих мыслей?»

Эту тетеньку я привел в пример только затем, чтобы на ее печальном примере проиллюстрировать следующее обстоятельство: когда логично объяснить свою идиосинкразию человек не может, он всегда начинает нервничать. В случае с матерщиной люди, понервничав, часто ссылаются на истинную причину своего невроза – воспитание. Мол, «хорошо» воспитанный человек не матерится, а «плохо» воспитанный – завсегда.

Действительно, кислая капуста данного комплекса заквашивается еще в детстве под тяжким гнетом родительского авторитета. Если человеку с ясельного возраста талдычить, что слово «солнце» является «плохим», и это знают «все», он вырастет с таким убеждением. И будет до самой смерти полагать, что слово «солнце» произносить вслух «дурно», «неприлично».

«Детям говорить некоторые слова нельзя», – это догма, поскольку убедительного ответа, почему нельзя, не существует. Чем грозит мат ребенку? Какой реальный вред может причинить ему употребление «нехороших» звукосочетаний? Он заболеет гриппом? У него сломается нога? Он потеряет деньги или зрение? У него на ладонях вырастут волосы?.. Ничего реально плохого не случится. Запрет, как видите, совершенно пустой.

Мой сын матерится с детства – я не говорил ему, что есть «плохие» слова, поскольку решил не грузить ребенка ненужными комплексами. Все равно бесполезно: всех детей учат, что материться «плохо», но поскольку жизнь входит в явное противоречие с этими установками (в реальной жизни люди сплошь и рядом употребляют мат), став взрослым, ребенок отбрасывает родительскую установку и сам начинает материться. Но шрам-то в душе остается! Да, практически все нормальные люди легко матерятся.

Но при этом их сознание перекошено – они употребляют «плохие слова», где-то внутри искренне считая себя как бы грешащими, как бы неправыми. Нарушающими табу. И если обратить их внимание на это, они, как правило, легко согласятся: да, нехорошо поступаю, но такова жизнь…

Это очень напоминает психопатичность христианского сознания, которое внушает человеку имманентную, непреодолимую греховность (первородный грех) и заставляет его всю жизнь преодолевать установку «я – плохой»: «Я изначально плохой – грязный, похотливый, грешный, наполненный низменными инстинктами, но если я буду давить в себе себя, то, может быть, пахан помилует». Христианское сознание – это сознание человека, который убежден в собственной порочности и не уверен в прощении. Это больное сознание.

Современная психология предпочитает воспитывать в детях иные установки: «Я – хороший! И могу стать еще лучше! Все, что есть во мне плохого – это не я, и потому я легко могу избавиться от этого». Не ругайте ребенка, советуют психологи, ругайте его поступки!.. Христиане же «ругают» человека, заставляя его всю жизнь отдавать несуществующие долги за несмываемые чужие грехи. Но мы знаем: черного кобеля не отмоешь добела.

Христианство «закобеляет» людей…

Совсем недавно случай свел меня на одном дне рождения с точной копией той давней газетной тетки – тот же возраст, тот же типаж, та же идиосинкразия к мату и такое же активное отрицание своей болезни. Пытаясь «доказать» мне, что использование определенных слов «недопустимо в приличном обществе», тетка очень сильно нервничала. Моя мягкая попытка раскачать ее привела к следующему признанию: дама заявила, что употребление окружающими так называемой обсценной лексики пугает ее, ей начинает мерещиться, будто она находится в окружении агрессивных людей, от которых можно ждать чего угодно, даже нападения. Другими словами, проблема пациентки заключалась в том, что она ошибочно ассоциировала данные звукосочетания с физической угрозой для себя лично.

– А если вы видите эти слова написанными в книге, отчего нервничаете? – спросил я. – Вы же понимаете, что книга не может напасть на вас.

– Тогда я начинаю думать, что книгу написал какой-то человек с низким словарным запасом, который не смог подобрать других слов. Зачем вообще писателю использовать мат, разве нет других слов?

Узнаёте? Это «аргумент» из цикла «уговаривание»…

Зачем художнику использовать уголь для рисования портрета? Есть же краски!

Зачем вам пить кофе с кофеином? Есть же без кофеина! Не говоря уж про чай.