Разведчики внешних планет. Путешествие «Пионеров» и «Вояджеров» от Земли до Нептуна и далее - Игорь Лисов

А еще был спящий вулкан с гигантской кальдерой, до краев заполненной ледяной «лавой». «Мы впервые видим ледяной вулкан, – отметил Эдвард Стоун, хотя и напомнил тут же, что ледовые потоки вулканического типа уже встретились „Вояджеру“ на Ариэле, одной из лун Урана. – Это самый настоящий вулкан!» Эдвард Стоун предположил, что ученые наткнулись на «замороженный отпечаток» более теплого прошлого Тритона, когда криовулканизм мог действовать. Впрочем, отсутствие следов метеоритов на поверхности льда говорило о его молодости – миллион лет, не больше.

В 09:10 UTC бортового времени «Вояджер-2» прошел на минимальном расстоянии 39 780 км от Тритона. Отклонение от расчетной точки составило 220 км. В тень и радиотень Тритона аппарат попал всего на три минуты, тем не менее УФ-спектрометром были записаны заход и восход Солнца, а Земля приняла искаженный атмосферой зондирующий радиосигнал «Вояджера». На отлете в течение двух часов аппарат наблюдал неосвещенную сторону Тритона и его атмосферу для определения структуры атмосферной дымки.

В Пасадене в это время была середина ночи, и усталые, но счастливые ученые расходились спать. Эдвард Стоун отмечал, что это была самая удивительная ночь из всех встреч «Вояджеров» с планетами.

25 августа в 14:07 к наблюдениям Тритона и Нептуна добавилась съемка колец в проходящем свете с длительной (255,36 секунды) выдержкой. Как и ожидалось, при этом проявились не только два известных кольца N53 и N63, но и третье, самое близкое к планете, на расстоянии 41 000 км от центра Нептуна. С расстояния 720 000 км кольцо N41 выглядело самым слабым, но это компенсировалось значительной шириной – около 2500 км. Кольцо N53 было наиболее ярким.

26 августа с помощью IRIS картировались температуры в атмосфере планеты, а фотополяриметр выполнил несколько сканов Нептуна для изучения рассеивающих свойств атмосферы. Широкоугольная камера сделала еще 50 снимков системы колец.

26 августа главная пролетная программа B951 завершилась без каких-либо неполадок и отказов, и ученые проекта «Вояджер» подвели первые итоги.

Общее количество колец Нептуна достигло пяти. К трем уже описанным добавилась широкая и неяркая полоса, простирающаяся на 4000 км от N53 наружу, на половину промежутка до N63, с некоторым уплотнением по наружному краю, заслуживающим отдельной строки классификации. Впоследствии всем пяти кольцам дали имена в память о первооткрывателях Нептуна.

На смазанном (к счастью!) снимке во внешнем кольце N63 удалось выделить от шести до восьми точек, похожих на самостоятельные ледяные спутники размером 10–20 км, и, как сказал Брэдфорд Смит, их тяготение как раз и могло заставить материал кольца собраться в отдельные более плотные образования.

По мере прихода записанных снимков поверхности Тритона изумление ученых росло. Самый крупный из ледяных вулканов имел в диаметре несколько сотен километров, но были и еще по крайней мере два, окруженные обрывами высотой 300–600 м. Кратеров оказалось мало, как и предсказывала гипотеза о захвате Тритона Нептуном с последующим приливным торможением, разогревом, дифференциацией и повторным формированием поверхности.

26 августа Эд Стоун заявил, что фотографии, пришедшие этим утром, открыли мир, непохожий ни на что виденное раньше. Пытаясь объяснить разнообразие форм рельефа, Карл Саган напомнил лишь, что физические свойства твердого метана и азота сильно отличаются от свойств обычного льда.

Атмосфера Тритона оказалась преимущественно азотной, как и на Земле и на Титане, с примесью метана, и простиралась до высоты 1300 км, но давление ее не превышало 16 микробар (1,6 × 10–5 атм). Температура на высоте 650 км составляла 100 К. Над поверхностью спутника до высоты 5–10 км была видна дымка – вероятно, фотохимический смог, вызванный испарением летучих веществ с «летнего» полушария. Тритон постоянно терял часть вещества атмосферы, а поэтому вдоль его орбиты существовал тор заряженных частиц. Магнитное поле присутствовало, но имело множественные полюса.

27 августа интрига вокруг Тритона закрутилась дальше! Во-первых, Тритон оказался самым холодным объектом Солнечной системы: УФ-спектрометр UVS определил температуру его поверхности всего в 38 К, то есть –235 ℃. Во-вторых, невзирая на это, поверхность Тритона подвергалась постоянному обновлению. Об этом свидетельствовали данные фотополяриметра и в особенности – снимки ISS.

Получив последнюю порцию записанных фотографий, астрономы убедились, что ледяных вулканов на них очень много и не все из них спят вечным сном. Ларри Содерблом взволнованно сообщал, что их десять, или двадцать, или тридцать – множество, и есть предположение, что они активны.

Планетолог сказал, что вулканы могут подпитываться жидким азотом и выбрасывать частицы азотного льда и газы на высоту 20–30 км, создавая специфический рельеф – темные отложения в виде факелов, вытянутых в подветренном направлении на расстояние до 75 км и в поперечном – до 50 км. Множество таких «факелов» было найдено на огромной южной полярной шапке Тритона, предположительно из азотного снега и льда, которая занимала всю область за параллелью 15° ю.ш. В это время там была середина весны, продолжающейся примерно с 1960 по 2000 г. на Земле. Любые старые следы были бы уничтожены при отступлении полярной шапки в летний период, а раз темные отложения наличествовали, значит, вулканы «работали» совсем недавно – в течение последних 100 земных лет.