Золотой шар - Михаил Белозеров

— А зачем он, по-твоему, тебя с собой тащил? — спросил Березин, дивясь наивности Кости.

— Вместе пришли, вместе и подойдем, — ответил Костя, однако в его голосе появились сомнения.

— Ну, иди, а я домой, — Березин сделал шаг, чтобы нырнуть в осенний лес.

— А как же твое желание стать известным на весь мир?

— А я и так стану! То, что мне надо было, я уже увидел.

— Ну ладно, как хочешь, — вздохнул Костя.

Они расстались, пожав друг другу руки. Костя вернулся к Бараско вовремя: Калита и его напарник Жора что-то горячо обсуждали, показывая на ковш экскаватора.

— Что случилось? — спросил Костя.

— Не пойму, — ответил Бараско. — Кажется, они обнаружили кого-то из своих, кто попытался их опередить, да попал под топор «дровосека».

— С нашей стороны дорога свободна! — словно извиняясь, крикнул Калита.

Они с Жорой долго судили и рядили и пришли к выводу, что шлем с зеленоватым забралом в ковше экскаватора принадлежит Сергею Чачичу.

— Больше ни у кого такого шлема нет, — уверенно сказал Жора. — И чего Серега поспешил?

А вдруг это не Чачич, подумал Калита. Вдруг это кто-то другой, а нас таким образом заманивают в ловушку? Они стали спускаться в котлован. Жора беспечно шел впереди. Должно быть, он не читал книгу «Пикник на обочине».

— Ну все!.. — сказал Бараско в сердцах. — Теперь я свою Мартышку никогда не вылечу…

— Я пойду туда! — вдруг неожиданно для самого себя заявил Костя.

— Нет, не надо! — схватил его за рукав бушлата Бараско. — Какой смысл?

— Смысл в том, что у тебя будет здоровая дочь.

— Я не хочу такой ценой, — сказал Бараско обреченно. — Я уже привык.

— К чему?

— К ее болезни.

— Но ведь ты мечтал о лекарстве и планировал его добыть?

— Планировал… — признался Бараско. — Я много чего планировал в этой жизни, только ничего не вышло. Жизнь неудачника.

— Не говори так, — разозлился Костя. — Ты большой и сильный.

— Я надеялся, что ты со своим «анцитауром» пройдешь, где угодно, а теперь сомневаюсь.

— Тем более. Вылечишь дочь и тебе не надо будет странствовать по времени. Живи в своих шестидесятых и в ус не дуй.

Ему вдруг стало все равно, что с ним произойдет. Зачем мы тогда так долго перлись, чтобы прийти и испытать разочарование? Костя разозлился на Бараско. Он знал, что способен на героические поступки, но не думал, что это произойдет так быстро. Внезапно «анцитаур» нагрелся и принялся жечь ногу. Костя вытащил его из кармана и попытался выбросить. Но «анцитаур» прилип к ладони и стал красным, как вареный рак.

— Костя! Не надо! — крикнул Бараско. — Стой! Не ходи туда!

Костя никак не мог избавиться от камня судьбы, он готов был кричать от боли. Каждый шаг к «шару желаний» стоил ему неимоверных усилий. И вдруг, когда он оказался рядом с ковшом экскаватора, «анцитаур» буквально «впитался» в кожу. Это было странное ощущение, когда камень внутри тебя. Костя не успел в нем разобраться. Но главное, руку уже не жгло, правда, на ладони вскочили волдыри, но с такой болью можно было смириться. В этот момент он и увидел «дровосека». Он был похож на слона, притаившегося в изломанной тени экскаватора. Костя представлял его совсем другим, с рукой в виде ковша, а не с обычным топором, к лезвию которого прилипли чьи-то волосы.

— Мне очень надо! — сказал Костя, смело делая еще один шаг. — Мне и моему другу. Ты пропустишь нас?

«Дровосек» молчал. Но даже если бы он мог говорить, то ничего бы не объяснил, потому что умел только убивать, а думать он не умел и по привычке поднял топор, сделавшись похожим на сухое дерево, которое одной веткой опиралось о землю. Костя воспринял его действие в качестве разрешения пройти.

— Костя! — услышал он отчаянный вопль Бараско.

Костя не оглядываясь, махнул рукой и сделал последний шаг.

Он брел по лесной дороге. Слева за соснами виднелось поле с холмами, над вершинами которых поднимались столбы горячего воздуха, справа — густой лес. Посредине — песчаная дорога.

— Стой! — окликнули его.

Он послушно замер. В елках зашуршало, и на дорогу выскочили люди в маскхалатах, с новенькими автоматами в руках:

— Кто такой? Откуда идешь?

— Иду оттуда, — он неопределенно махнул в сторону поля.

— Васильев, сообщи на пост, — приказал сержант, внимательно следя за Костей, который уже устал стоять.

— Первый, первый, у нас тридцатый, — забубнил Васильев в микрофон. — Понял, есть придержать.

— Ну что? — спросил сержант.

— Приказано ждать.

— Садись! — Его бесцеремонно толкнули в плечо.

У Кости подкосились ноги, он привалился к сосне и тут же уснул. Минут через сорок подъехал «уазик», из него выскочил жилистый капитан.

— Кто такой? Сталкер? — бросил он пренебрежительно, когда Костю растолкали прикладом автомата.

— Наверное… — деревянным голосом ответил Костя, норовя снова уснуть.

«Сабуров Константин Юрьевич, — прочитал в удостоверении капитан. — Журналист „Рен-тиви“».

— Ты что, действительно Сабуров? — спросил он, не признав в бродяге столичного журналиста. — Или украл документы?

— Да, я Сабуров, — ответил Костя и неожиданно для себя добавил: — Пусть меня Зона сожрет, если вру!

— Не похож, — сказал капитан, внимательно посмотрев на грязного, изможденного Костю, но голос его изменился. — Мы вас давно ищем. Здесь все с ног сбились. Москва на ушах стоит. Ну ладно, едем на КПП номер три.

В машине Костя, сидя на заднем сиденье, слушал болтовню капитана, пока его голос не стал далеким-далеким. Когда его разбудили, он почувствовал себя лучше. Единственное, что его мучило — это голод, который в последние дни притупился, но по-прежнему занимал все его мысли.

Костю привели в штаб и посадили на табуретку, подальше от чистой мебели и мягких кресел.

За огромным, как каток, столом сидел не кто иной, как сам генерал Лаптев.

— Простите, мы раньше не встречались? — спросил Костя.

— Надеюсь, что нет, — ухмыльнулся генерал. — Сейчас мы наведем справки, и если вы окажетесь тем, за кого себя выдаете, то можете рассчитывать, что к вечеру окажетесь в Москве.

— Да, — кивнул Костя, — я рассчитываю.

— Расскажите, как вы очутились в Зоне?

— Мы ехали на служебной машине и…

Костя вдруг с ужасом подумал, что ему не поверят, если он расскажет о немцах. Он запнулся и виновато посмотрел на генерала.