Убийства в поместье Лонгер. Когда я в последний раз умирала - Глэдис Митчелл

Мистер Пратт с улыбкой пожал плечами.

— Могу сказать вам только одно. Когда ее оправдали, журналисты преследовали ее по пятам, но так ничего из нее и не вытянули. Она только сказала, что хочет уехать и обо всем забыть.

— Она поехала к сестре?

— Нет. Репортеры устроили там засаду, но она так и не появилась.

— Как скоро после суда она покончила с собой?

— Приблизительно через год. Она сняла коттедж — точнее два коттеджа, объединенных в один, — неподалеку от Нью-Фореста. Репортеры последовали за ней, но она по-прежнему их избегала, и через пару недель сенсация устарела и они исчезли. Вспомнили о ней только после самоубийства, которому посвятили лишь пару строк, потому что к тому времени публика окончательно о ней забыла. Интересно, что Белла в конце концов объединилась с сестрой. Когда она покончила с собой, они жили вместе.

— Неужели?

Последовала долгая пауза.

— Возможно, она и убила кузена, но тело-то не расчленила, — заметила миссис Брэдли в ответ на тот факт, что переменчивая толпа так быстро забыла Беллу. — Люди любят всякие ужасы, хотя я не понимаю, как убийцы избавляются от тела, не расчленив его.

— В деле Беллы единственным интересным и необычным моментом был дом с привидениями. Но подчас в памяти людей остаются и вполне заурядные убийцы. Возьмите, например, дело Джесси Маклэчлан…

— Детали этого дела довольно бесцветны, — согласилась миссис Брэдли. — Но с точки зрения криминологии оно было блестящим! Вы выбрали не очень удачный пример. Прошло уже двести лет, а это дело до сих пор восхищает, дразнит, озадачивает и ставит в тупик криминалистов. Таких случаев один на миллион. Нет, я не права. Оно совершенно уникально.

За этим последовало обсуждение вердикта в деле Рональда Тру, несовершенства английского законодательства в области преступлений, в которых виновны психически больные, сомнений по делу Маделейн Смит и спорных моментов в деле Томсона и Байвотерса, так что беседа затянулась до полуночи.

На следующий день было воскресенье, и в половине шестого вечера гость с сожалением отбыл в Лондон.

В понедельник утром миссис Брэдли позвонила сыну.

— Я умираю от любопытства, — заявила она. — Ты можешь найти кого-нибудь еще, кто имел отношение к этому делу?

— Один из присяжных годится? Могу предложить тебе отличный экземпляр. Кстати, он мой парикмахер.

— А, тупейный художник. Прекрасно. Когда и где?

— Я скажу ему, что ты собираешься приехать, и мы с ним договоримся. Я дам тебе знать. Ты ведь располагаешь временем?

— Не то слово. Все мое время в его распоряжении.

Повесив трубку, миссис Брэдли звонком вызвала Анри. Повар с готовностью явился, сияя улыбкой Чеширского кота.

— Что-то не так с этим окунем? — спросил он, безутешно простирая руки. — Я говорил торговцу рыбой!

— Нет, нет, Анри, мальчик мой. Окунь здесь ни при чем, тем более что мистер Пратт его уже съел. Вопрос другой. Ты знаешь какого-нибудь парикмахера?

Анри изумленно уставился на нее. Потом перешел на французский и говорил минут десять.

— Ага, — сказала миссис Брэдли, которая была достаточно старомодна и считала французский самым цивилизованным языком на земле (кроме, вероятно, китайского, которым она не владела). — Тогда ты со мной согласишься, что парикмахер — это своего рода художник.

Анри немедленно согласился, выдав новую порцию риторики, после чего хозяйка кивком отпустила его на кухню. На следующий день позвонил Фердинанд, чтобы сообщить, что его парикмахер по фамилии Сепьюл будет счастлив поделиться с миссис Брэдли своими воспоминаниями о суде над Беллой Фоксли.

Миссис Брэдли встретилась с брадобреем в комнате позади его заведения. Это случилось в рабочее время, но мистер Сепьюл не имел ничего против. Клиентов у него как раз не было, и он, как истинный джентльмен, предпочел не назначать точного времени, а встретиться в любое, тем более что к своему участию в суде присяжных он относился со всей серьезностью.

Он отнюдь не считал это досадной потерей времени и не одобрял тех, кто так думает.

— Все мы должны быть готовы выполнить свой долг, — заявил он. — Мой девиз: «Никаких уверток, будь то мир или война». Тем более что дело было очень интересным, хотя и довольно запутанным.

— Запутанным? — переспросила миссис Брэдли.

— Да, ту женщину, Беллу Фоксли, обвинили в намеренном убийстве ее кузена, а потом оправдали. Там была куча разногласий между докторами, «разумные основания для сомнений» со стороны судьи, когда ему представили все улики, а потом присяжных отправили выносить вердикт. Мы заседали почти два часа, — заключил свой рассказ мистер Сепьюл. — И все время спорили. Семеро высказалось за оправдательный приговор, а пятеро против. Я был против.

— Почему?

Парикмахер сказал, что посчитал Беллу Фоксли виновной, потому что ему не понравилось ее лицо. Миссис Брэдли возразила, что это никак не может быть уликой, но Сепьюл запротестовал, заявив, что такая внешность говорит сама за себя. И потом, не зря же полиция ее арестовала. С этим миссис Брэдли осторожно согласилась, после чего поинтересовалась: что заставило тех пятерых присяжных, которые были против оправдания, присоединиться к тем семерым, что голосовали за него.

Мистер Сепьюл объяснил, что есть два взгляда на вещи и судья, высказав «разумные основания для сомнений», повлиял на мнение присяжных. Он признался, что у него лично сомнения возникли из-за слухов о привидениях в том доме. Сам он не верит ни в какие привидения. И если считать, что дело здесь не обошлось без них, то таким «привидением» была, конечно, Белла Фоксли. Здесь очень важен вопрос времени. Согласно медицинскому свидетельству, — которое, кстати, защита не оспаривала, — смерть произошла между одиннадцатью вечера и двумя часами ночи. А Белла Фоксли как раз в это время и ходила в тот дом. Жена убитого сообщила об этом под присягой.

Опять же он (мистер Сепьюл) как женатый человек хотел бы знать, насколько вероятно, что жена отпустила другую женщину к своему мужу, чтобы та флиртовала с ним ночью в пустом доме? Ладно, один раз она дала маху. И именно в тот раз парень выпал из окна. Какая жена опять бы отпустила ее туда? Да никакая, тут даже думать нечего. Может, бедняжка и боялась привидений, но того, что ее муж начнет резвиться с другой женщиной, она наверняка боялась еще больше — или он (мистер Сепьюл) ничего не понимает в женщинах.

И вообще, неужели обвиняемая была столь глупа, что решилась повторить свою попытку? Потом вся эта волынка с шантажом. Чушь какая-то. Когда людей шантажируют, их обирают начисто, высасывают из них все до последней капли. А тут какие-то редкие пятифунтовые бумажки от женщины, у которой куча денег.

— В общем, так: я отверг свои сомнения — и она от этого только выиграла, — завершил свое повествование мистер Сепьюл.

— А как она восприняла вердикт? — спросила миссис Брэдли, несколько утомленная попытками мистера Сепьюла взгромоздить Пелион на Оссу[21].