Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Какие-то предчувствия мучили царя Николая Александровича. Войдя в кают-компанию «Императора Александра III» русский царь, выпив с офицерами, внезапно разрыдался. Предвидел ли он судьбу войны и свою собственную долю?

Ольга по русскому обычаю трижды расцеловала всех капитанов, а царь оставил жемчужные кресты тем, кто будет на палубе во время боя и вручил иконы каждому кораблю, от большого до малого. Многим припоминались сцены встречи здесь, в Ревеле царя Николая и кайзера Вильгельма в 1902 г. Рожественский, тогда еще капитан, командовал стрельбами и восхитил обоих монархов. Вильгельм сказал, что хотел бы иметь такого капитана. Целуя царскую руку, Рожественский тогда прошептал:, «Если бы мы могли сражаться сейчас». Исполнилось. Отплывая от Ревеля, кайзеровская яхта «Гогенцоллерн» просигналила: «Адмирал Атлантического океана прощается с адмиралом Тихого океана». Царь не осмелился ответить, что «Адмирал Тихого океана шлет приветствия». Он занизил пафос: «Прощайте, приятного путешествия».

На этот раз солнце светило ярко и после банкета Рожественский попрощался с царем. Какие бы сомнения ни имел Рожественский, сейчас он верил в исполнение царского завета. Император Николай повернулся к своей семье: «Мы должны создать могучую державу для Бэби». Вечером царь Николай записал в дневник: «Благослови это путешествие, Господи. Позволь им прибыть здоровыми и сильными к пункту своего назначения, позволь преуспеть в их ужасной миссии ради безопасности и счастья России». И, отвечая своим эмоциям, поставил в дневнике ручкой крест.

Основная группа кораблей Рожественского, помимо флагмана, состояла из трех одинаковых эскадренных броненосцев — «Бородино», «Александр III», «Орел» — все новые. На кораблях еще работали группы специалистов, доводивших технику до нужной кондиции. Сзади шел старые линкоры «Ослябя», «Сысой Великий» и «Наварин». Лучшими среди крейсеров были «Олег», «Жемчуг», «Аврора» и «Светлана», а также бронированный крейсер «Дмитрий Донской». За более старыми крейсерами шли девять торпедных катеров. Флоту были приданы много дополнительных судов.

Флот бросился в путь, ведущий на Дальний Восток. Было немало опасений относительно японцев, вооруженных торпедами. Департамент полиции передал Рожественскому телеграмму, якобы перехваченную в японском посольстве в Голландии. «Мы разместили наших людей в разных местах, они будут сообщать о всех перемещениях противника и возможных контрмерах… Эскадра отплывает в этом месяце; мы предпринимаем меры противодействия». Звучало далеко не шуткой. Общую атмосферу передает, скажем, приказ № 69 (изданный Рожественским в начале сентября 1904 г.): «Сегодня в 2 часа ночи я отдал офицеру, который был на часах, сигнал обороны против торпедной атаки. В течение восьми минут ничего не было сделано. Все спали за исключением офицеров и матросов на вахте, но даже они не проявили бдительности. Матросы, ответственные за торпеды не находились на своих местах. Ничего не было предпринято для освещения палубы, хотя в темноте никакая работа не возможна».

Едва ли этот приказ принес большую пользу. Экипажам стали повсеместно видеться торпедные атаки японцев. Участник похода на «Орле»: «Офицеры кричали на мичманов, а те на матросов». Этому линейному кораблю («Орлу») постоянно не везло. На рейде Петербурга у него приключился пожар. Когда эскадренный броненосец спускали со стапелей, то оказалось, что он слишком оснащен и вооружен — и может утонуть. Этого избежали лишь сняв несколько плит брони. Подняв якорь для похода, «Орел» сел на мель, и 400 членам его экипажа было приказано перемещаться с одного борта на другой для снятия корабля с мели. Команде оставалось только смеяться и размышлять, как перемещение тридцати тонн может повлиять на корабль водоизмещением 15 тыс. тонн. В конце концов пришлось углублять фарватер. (много подобных эпизодов описывает писатель Новиков-Прибой, служивший на «Орле»).

На кораблях были морские офицеры, которые уже участвовали в морских боях с японцами — капитаны Н.Л. Кладо и В. А. Семенов (капитан «Дианы», интернированной в Сайгоне). Их соображения привлекали повышенное внимание. Начальником штаба был офицер французского происхождения капитан Клапье де Колонг. Адмирала Рожественского, человека с взрывным темпераментом, многие боялись. Заметим, что все корабли были перегружены углем. Письма офицеров не рисуют картину величайшей решимости. Много мрака и сомнений, много печальных предсказания и неверия в успех. И все же. Будущее, к счастью, было еще неведомо.

Когда флот подошел в датским проливам, адмирал Рожественский был взволнован сообщениями о японских торпедных катерах и подводных лодках, якобы вышедших навстречу русской Второй эскадре, отстоявшей тогда от Японии на 18 тыс. морских миль. Но подошедшее близко судно передало приятную Рожественскому весть — он стал вице-адмиралом. Рождественский был, без сомнения, доволен, но приказал каждому приближающемуся судну поднимать национальный флаг — в противном случае русские корабли будут вести по нему огонь.

Инженер Политовский пишет жене с борта «Князя Суворова». Вечером нас ждет опасность. Все мы будем спать в одежде, и пушки уже заряжены… мы боимся японских мин в этих водах. Возможно, мин и не будет; много лет тому назад японские офицеры навещали Швецию и обещали уничтожить наш флот, мы должны быть начеку… паника на борту. Все внимательно смотрят в море. Погода прекрасная. Малейший подозрительно выглядящий предмет в воде внимательно осматривается. Пушки расчехлены. Команда стоит на палубе… любопытно, что мы так далеко от театра военных действий и при этом так напуганы».

Пройдя датские проливы, Вторая эскадра вышла в Северное море и оказалась в густом тумане. Увидев неизвестные суда, русские артиллеристы с «Суворова» и «Александра» сделали несколько прицельных выстрелов — был первый час ночи. Лишь в последний момент Рожественский понял, в чем дело. Он схватил артиллериста за плечо и закричал возмущенно: «Как вы осмелились? Вы что, не видите — это же рыбаки!» За противника были приняты небольшие английские траулеры, традиционно ловившие рыбу о Доггер-Бэнка. Они видели большие военные корабли, но полагали, что те принадлежат британскому флоту метрополии. На английском траулере «Крейн» были убиты все, кроме повара. Кто-то спешно вытягивал сети, кто-то готовился к худшему. «Крейн» утонул.

Офицеры русских кораблей проклинали паникеров, все корили артиллеристов, хотя все они жили в единой атмосфере страха и паники. «Орел» выпустил 17 шестидюймовых снарядов и 500 из орудий меньшего калибра. Пять снарядов попали в крейсер «Аврора», о котором почему-то думали, что он давно ушел вперед. Пострадал и «Дмитрий Донской». Политовский пишет, что бедою является «искусство наших артиллеристов».

Лондонская «Таймс» написала о происшествии в передовой. «Немыслимо, чтобы люди, именующие себя моряками, сколь не напуганными они были, могли в течение двадцати минут бомбардировать флотилию рыболовных судов, не разобравшись в природе своих целей. Трудно представить себе офицеров, носящих униформу цивилизованной страны, убивающих бедных рыбаков орудиями огромного флота, а затем стремящимися отплыть как можно скорее, вместо того, чтобы помочь жертвам своей непростительной атаки».