Павел I - Казимир Феликсович Валишевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 7
В сетях коалиции
I
Союз против Франции оказался для Павла неволей, от которой он скоро стал искать способ избавиться, и гнет которой чувствовал на себе с самого начала. У него не было ничего общего с его новыми союзниками. В сущности, он не принадлежал к их семье. Их взгляды расходились с его взглядами, и его интересы или домогательства, которые он думал заставить уважать при помощи этого союза, сталкивались и соперничали с интересами других, являясь для них препятствием, и могли бы иметь при иной комбинации несколько больший успех.
Так было с вопросом о Мальте, в котором он умудрился узнать причину своего до некоторой степени принудительного вступления в коалицию, и увидеть мнимые выгоды этого союза. Присутствие французов в Лавалетте не было, конечно, достаточным основанием для того, чтобы послать на убой несколько десятков тысяч русских в Италию или Швейцарию; при этом более или менее справедливые притязания, которые царь хотел удовлетворить, очень плохо согласовались с защитой европейского порядка под знаменем противореволюционного крестового похода, так как сами они носили вполне революционный характер.
Притязания эти не вдруг зародились в уме Павла, как думали некоторые. Они являлись отголоском давно минувших событий. Если история Ордена Св. Иоанна Иерусалимского, написанная Верто, находилась в числе первых книг, прочитанных сыном Екатерины, то это тоже не было, как предполагали, случайностью или проявлением рыцарских чувств молодого великого князя; а с другой стороны, обвиняя Безбородко в выдумке этого «безрассудного предприятия» только для развлечения императора, Ростопчин забавлялся над одним из своих корреспондентов.
Сношения России с рыцарями завязались в конце семнадцатого века. Фельдмаршал Борис Шереметев, посланный Петром Великим в Левант, посетил остров, и ему был оказан там радушный прием, послуживший началом для последующих очень дружественных отношений. Предприимчивая политика Екатерины стремилась еще сильнее укрепить эту дружбу. Бальи и командоры ордена приглашались на русскую морскую службу; русские офицеры отправлялись на Мальту для завершения своего морского образования. Взаимное дипломатическое представительство установилось быстро, и ловкий агент Екатерины, Кавалькабо, приложил не без успеха свои старания к тому, чтобы создать на острове Русскую партию. В 1770 году императрица вела даже переговоры с гроссмейстером ордена о совместных действиях против турок, и только решительный протест Франции удержал Хименеса, бывшего тогда великим магистром, от выполнения обязательств договора. Несмотря на это, Екатерина помогала ордену в деле Острожского майората на Волыни, предназначенного для учреждения командорства, после пресечения рода законных наследников. В 1775 году, под гарантией трех Дворов: Петербургского, Венского и Берлинского, по договору, заключенному с Речью Посполитой, было создано в этой стране великое приорство, которому был обеспечен ежегодный доход в 120 000 злотых.
![](images/i_082.jpg)
Граф Джулио Ренато Литта-Висконти-Арезе (Юлий Помпеевич Литта) – государственный деятель, обер-камергер, первый шеф Кавалергардского полка. 26-летний мальтийский рыцарь стал самым молодым генералом в истории Российской империи. Столь высокий чин достался ему от Екатерины, решившей укрепить наметившийся союз с орденом. Чтобы продемонстрировать свою преданность Павлу I, Литта принял русское подданство и был осыпан наградами
Детство Павла прошло под впечатлением этих событий и, учредив в 1776 году известный нам Инвалидный дом для русских матросов, великий князь посвятил его ордену и велел поместить на фронтоне здания мальтийский крест, находящийся на нем и доныне.
При вступлении на престол сына Екатерины орден, лишившись из-за революции большей части своих доходов, задумал искать компенсации в России. С этой целью и приехал в Петербург бальи ордена, Джулио Литта. Бывший боевой товарищ принца Нассау-Зигенского, вместе с которым он сражался под русским знаменем, заслуживший при нем чин контр-адмирала и разделивший его опалу после неудачи при Свенкзунде (12 июля 1790 г.), он вполне подходил для этой миссии, так как пребывание в Петербурге его брата, нунция Лоренцо, впоследствии кардинала, обеспечивало ему могущественную поддержку.
![](images/i_083.jpg)
Богадельня на Каменном острове. 1853 г.
Ему было только поручено обратить внимание на права наследования орденом Острожских земель, которые самовольно разграблялись наследниками по боковой линии; но его хлопоты имели неожиданный успех: 4/15 января 1797 года Павел подписал конвенцию, обеспечивавшую ордену взамен земель на Волыни, требуемых им обратно, ежегодный доход в 300 000 польских злотых на содержание великого Российского приорства. Условие было ратифицировано в августе великим магистром, Фердинандом Гомпешом, заместившим в этот момент только что умершего Эммануила Рогана, и первым во главе великого приорства стал принц Конде. Граф Литта, Антоний Сен-При и семь поляков поделили между собой командорства.
Это учреждение еще не заключало в себе ничего оскорбительного для политических или религиозных интересов, связанных с братством, и как Кобенцель, так и неаполитанский посол, Серра-Каприола, отнеслись к нему благосклонно. Но, пробыв несколько месяцев на Мальте, Джулио Литта вновь приехал в Россию, привезя Павлу крест, который носил самый знаменитый из гроссмейстеров ордена, Лавалетта, и предложение протектората. Двадцать седьмого ноября 1797 года (старый стиль) он совершил очень парадный «въезд» в Петербург, а через два дня Павел, дав ему торжественную аудиенцию в присутствии своего Двора и большого числа высших представителей православной Церкви, принял подношение и согласился на протекторат.
Это, безусловно, обозначало вступление на революционный путь. Инвеститура, сама по себе довольно неудобная, наносила, кроме того, удар ранее предоставленным правам. Орден имел уже двух покровителей, императора германского и короля обеих Сицилий. Павел позаботился тотчас же послать всем Дворам декларацию, в которой отвергал всякую мысль о присвоении преимуществ, принадлежащих другим; однако это не успокоило тревоги германских приорств, а Венский двор выразил сильное неудовольствие. Но из осторожности в отношении России ни одна из сторон не заявила протеста, и это событие вошло в число фактов совершившихся и признанных всеми.
II
Так обстояло дело, когда взятие Мальты французами в июне 1798 г. дало создавшемуся таким образом довольно странному положению еще