Шипы и розы - Лана Каминская

– Не делай такие глаза. Побереги эмоции. Дальше будет ещё чудесатее.

– Чудесатее, говоришь? Куда уж...

– Ты жуй и слушай.

И Генри сунул в руки Тима свою вилку с нанизанным на неё ломтиком сыра. А Андервуд всё же придвинулся ближе и принялся молча слушать то, что говорил друг.

Со своего места он видел её превосходно. Вот она чуть повернула голову вправо и улыбнулась смущающейся Кэтрин. Возможно, разговор шёл про заколку мисс Пикли: та была новой и очень шла её кудряшкой. Малеста это отметила, и Кэтрин тут же стало стыдно за те слова, что она выпалила в Аскоте. Тим не знал, извинилась ли Кэтрин, но скорее всего да, потому что и леди Андервуд, и мисс Пикли смотрели друга на друга с нежностью, присущей подругам, и уважением, присущим дамам, встретившимся в высшем обществе. Тим поймал себя на мысли, что он не против такого общения. И хотя мисс Пикли он знал плохо, вкусу Генри доверял, а из подруг у Малесты была только миссис Мерит. Так пусть будет ещё одна. Тим точно не будет возражать. Даже временами будет присоединяться к болтовне и партии в вист. Он будет всегда и везде рядом, не позволит грустить и разделит радость, сделает так, чтобы даже самый хмурый день был тёплым и уютным. Возможно, они часто будут ездить в театр. Возможно, и в оперу. Куда угодно, только бы вместе.

Однако следующая секунда выдернула Тима из череды романтических мечтаний и расставила всё на свои места. Рука отца легла поверх руки мачехи, и беседа двух дам прекратилась. Одним движением, как росчерком пера, Джейкоб показал, кто здесь хозяин. Тим мог продолжать рисовать в своём воображении какое угодно будущее – его планы Джейкоба не волновали.

Впервые за вечер Тим прикоснулся к бокалу с вином. Одним махом опрокинул всё в себя. Его крутило, как во время сильной болезни, взгляд был тяжёлый, и руки так и рвались набить морду одному конкретному человеку. Но Тим держался.

В жизни он никогда не знал соперничества. Привык во всём быть первым и даже единственным. Всё давалось легко. Ни за что не надо было сражаться, ничего не надо было доказывать. И к битве, где главный соперник – отец, Тим не был готов, и даже не представлял себе, во что она может вылиться.

Пил и Генри. Выложив всё, что подслушал, он враз погрустнел: минута его позора неустанно приближалась, а вдохновлённые идеей Андервуда друзья не убедили Генри отказаться от спора.

– Я так не могу, – вздохнул он и выпил ещё. – Если я дал слово, то отвечу. Меня, конечно, опять обзовут идиотом, и дорогая кузина скорее всего отвернёт от меня свой чудесный носик, но назад дороги нет. Вы делайте, как хотите, – поникший взгляд предназначался Джеффу и Филу, – а я пошёл.

– Стой.

Тим схватил Генри за руку и чуть не порвал рукав фрака.

– Чего тебе? – буркнул Сандерс.

– Это глупо.

– Вот только не уговаривай. Я ещё не простил тебе того, что ты польстился на Кэтрин.

– Да не нужна она мне! Отцу – да, а мне – нет.

– И не разыгрывай перед нами ангела. Мы все знаем, ты – не он. А шансов с Кэтти у меня всё равно нет – так хоть повеселю вас.

– Послушай, ты сейчас опозоришь себя на всю жизнь. И я действительно не намерен жениться на твоей кузине. Отец не заставит меня этого сделать. Скорее откажется от меня и лишит наследства, но точно не заставит.

Но Генри не спешил радоваться.

– Я хорошо знаю твоего отца, – начал он, – но ещё лучше я знаю сэра Пикли. Беда в том, что последнее слово всегда за ним. А сегодня утром он был положительно настроен на твой счёт и снова обозвал меня дуралеем.

– Генри, сядь, выпей и послушай меня ещё раз.

– Если я сяду, выпью и послушаю, то точно растеряю всю храбрость. А потом ты будешь постоянно глумиться надо мной и обзывать меня трусом. Ты всегда отпускаешь в мой адрес шуточки, если я пасую. Я и так не знаю, смирюсь ли я с потерей Кэтрин, но твои насмешки меня окончательно доконают. Так что я пошёл.

Генри задвинул стул, мешавший протиснуться между столами, и медленно направился к центру всех событий. Там было всё чопорно и красиво: в золочёных фужерах подавались дорогие ликёры, говорились тёплые слова благодарности, подносились в дар ценные, старинные книги в кожаных переплётах, а также прочие предметы искусства, которыми, если копнуть глубже, у сэра ректора был завален весь чердак.

Джефф посмотрел Генри вслед и покачал головой.

– Он непробиваем.

– Не будь здесь столько народа, я бы схватил его и затолкал под стол, – добавил Фил, – но если я это сделаю, меня вытолкают из-за стола раньше.

– Он сказал, что всё решает сэр Пикли, – повторил за другом Джефф. – У Генри и раньше было мало шансов в отношении кузины, а из-за своей твердолобости он и последний потеряет. Думаешь, сэру Пикли нужен зять-петух?

– Зять-петух ему точно не нужен, – подхватил Фил. – Как бы от племянника-петуха теперь не отказался. Тим, ты что думаешь? Тим? Тим!

– Значит, всё решает сэр Пикли, – пробормотал Андервуд и тоже поднялся с места.

Джефф от удивления открыл рот.

– А этот куда?

– Этого вообще последнее время не поймёшь. Он что-то пропел про Пикли, но не к Пикли же он собрался?!

По одному лишь взмаху рукой к сэру ректору подкатили ещё один стол. На этот раз не круглый, какие были расставлены по всему залу и ломились от угощений, а овальный, но тоже укрытый белоснежной скатертью. На стол сэр ректор ставил особо ценные подарки, среди которых были даже глобус и статуэтка единорога. Вручались и чеки, но те падали в специальный крытый ящичек, и суммы, начертанные в них, должны были пойти исключительно на благие цели. Так, например, после прошлогоднего ужина медицинский факультет пополнился коллекцией скелетов, как человека, так и различных животных, а филологический – трудами немецких философов в оригинале. Бенефициара же сегодняшних пожертвований ещё никто не знал, но ходили слухи, что на этот раз пополнится библиотека факультета юриспруденции. По крайней мере, представителей различных юридических контор в этот день на ужине было больше, чем в прежние годы, и даже сэр Пикли приехал, хотя обычно обходил подобные собрания стороной.

Идущий напролом Генри достиг стола сэра ректора довольно быстро. Может, он и повернул бы назад, если бы, скажем, на его пути возникли какие-либо препятствия. Сослался бы на провидение и перестал упрямиться. Но всё шло гладко, и гости будто назло расступались, пропуская Сандерса вперёд к позорной славе.

Последний подарок был торжественно вручён ректору прямо перед носом Генри. Это было золотое яблоко с лепестками из нефрита. Возможно, именно такое упало в своё время на голову Ньютона. За яблоком последовал очередной чек, и взору Генри, наконец, открылось то, ради чего он явился.

– Мистер Сандерс? – Сэр ректор хотел уже было сесть, чтобы насладиться рыбными палочками в сметанном соусе, но физиономия Генри помешала ему это сделать. – Вы что-то хотели, мистер Сандерс?