Москва - Андрей Круз

— Всё отлично, валим отсюда! — скомандовал я, забравшись на переднее сиденье «Форанера» и с облегчением откинувшись на спинку.

Мертвяки к месту стоянки уже подтягивались, хоть и норовили спрятаться за припаркованными у тротуаров машинами, морф, если это был он, так и не показался, что меня и не удивило, впрочем. Ещё с нашего рейда в автохозяйство Палыча я понял, что морфы избегают атак по открытому пространству, особенно на группы людей. Если нет возможности сигануть прямо на голову или на спину, то избегают конфронтации. Ну и хорошо, я не против, пусть избегают. Только интересно, а одиночку такой морф атаковал бы? Тогда ведь преимущество будет у него, попасть в такую скоростную тварь, да ещё исключительно в мозг, нереально, если уж откровенно.

У поворота на Каретный Ряд на тротуаре развалилась большая стая мёртвых собак. Внимания они на нас не обратили, лежали — и всё. Тоже научились понимать, кто им по зубам, а кто нет. А вот рядом с ними лежали два растащенных человеческих костяка, и это меня заинтересовало. Это кого они здесь ели? Труп, или зомби себе на завтрак завалили? Надо будет Скуратовичу посоветовать запереть в одну клетку мёртвых собак и мертвяка человеческого и посмотреть, чем это всё закончится.

Мертвяков на улице ещё прибавилось. Некоторые стояли, некоторые сидели под стенами, некоторые просто валялись на асфальте, но следили за нами глазами. Время от времени какой-нибудь из них шёл следом за машинами, но быстро отставал. После пересечения с Бульварным кольцом превратившаяся в Петровку улица резко сузилась, и я уже напрягся, стараясь крутить головой на триста шестьдесят градусов, пока Татьяна прилежно фиксировала на камеру весь наш путь. Все молчали, чувствовалось всё возрастающее напряжение. Трудно сказать, почему так было и откуда оно бралось, мертвяков на улице было меньше, чем несколько дней назад. Скорее появилось ощущение, что мы забираемся в самую глубь их владений, в те края, права на которые человечество уже потеряло полностью. Вроде как границы запретного пересекли, прошли в другой мир, в саму преисподнюю, причём исключительно на свой страх и риск, добровольно.

Мертвецов, однако, прибавилось… или просто улицы стали теснее? Магазины по сторонам тянулись больше нетронутые, но и таких, где можно было бы разжиться чем-то полезным, не было. Так, не пойми что, от бутиков до канцтоваров, какие-то кафе, бары, в общем, всё то, что скользило мимо мародёрского взгляда, ничем его на себе не задерживая. Попавшийся по пути оружейный был пуст, как старая консервная банка, которую смело отдают под пепельницу.

— Твою мать! — выругался Шмель, нажимая на тормоз.

Дорога впереди, немного не доезжая Рахмановского переулка, была перекрыта. Два грузовика, вполне целенаправленно развёрнутые поперёк улицы, полностью исключали возможность проехать. Причём исключали настолько, что для кого-то это стало фатальным. Прямо между ними застрял белый микроавтобус «Форд Транзит» с искалеченной «мордой» и выбитыми стёклами. Было похоже, что кто-то в отчаянии пытался прорваться на нём с ходу, растолкав заслон, но сил развозного фургончика на это не хватило. Вся кабина «форда» была заляпана спёкшейся кровью, прямо на белой двери были кровавые отпечатки ладоней. Похоже, что на этом месте водителя и пассажиров «Транзита» и съели, а сама машина укрепила собой баррикаду.

— Какой урод это сделал? — спросила Татьяна. — Зачем надо было перекрывать дорогу?

— Откуда я знаю? — буркнул я в ответ, оглядываясь в поисках засады, но ничего похожего на неё не обнаружил.

Баррикада простояла здесь уже не один день, судя по тому хотя бы, что железо на изломах обшивки «форда», в тех местах, где оно замялось от удара о грузовики, уже начало ржаветь. За час или день такое не произойдёт, да и дня мало будет. Это чуть успокаивает, так долго держать засаду никто не станет.

— Давай назад, через Крапивенский проедем, — скомандовал я. — В объезд. И по Неглинке.

— Там же одностороннее, — удивился Мишка.

Я посмотрел на него, как на слабоумного.

— Блин, зараза, тут и развернуться-то проблема, — сквозь зубы высказался Мишка, пропустив мой взгляд и врубая задний ход. — Задом придётся.

Улица была на удивление захламлена машинами, трудно было найти даже место для разворота. Удивительно, что в момент исхода людей здесь пробок не случилось. Два наших внедорожника так и летели задом до следующего перекрёстка, завывая коробками.

— Тут налево! — ткнул я пальцем в требуемый проезд.

— Понял, не дурак, — буркнул Мишка, выворачивая руль.

— Ну, с этим я бы поспорил, — сказал я. — Что там насчёт одностороннего?

— Ничего, — насупился он и начал разгонять «тойоту», орудуя рычагом коробки.

Крапивенский выбросил нас обратно на Бульварное кольцо, по которому мы скатились до поворота на Неглинную. Тут было довольно «мертвячно», особенно много зомби почему-то топталось на самом бульваре, между деревьев. Что их туда приманило, я так и не понял, сколько ни всматривался. На нас они отреагировали тоже неожиданно агрессивно, Пашка даже ускорился, прижавшись к головной машине, потому что бросившиеся с двух сторон за ней мертвяки вполне могли дотянуться до второй, ещё и наполовину открытой.

УАЗы нужны срочно, УАЗы, там так просто в сидящих не вцепишься. А из моего закрытого «Форанера» даже наверх не глянешь: крыша мешает. Будь засада у той баррикады, лупили бы по нас на выбор. И омоновцев — или кто они там были, в Оружейном переулке? — я разглядел лишь тогда, когда в окно высунулся.

Неглинная, после того, как бульвар закончился, стала ещё тесней, чем Петровка. Машин было много, часть из них стояла кое-как, словно была брошена впопыхах. Не доезжая стеклянных дверей Петровского пассажа, мы снова остановились — перед нами поперёк улицы вытянулся остов сгоревшего «мерседеса», со всего ходу влетевшего в ряд припаркованных машин. Сгорел он и ещё с десяток автомобилей, выстроенных в ряд. Объезжать эту кучу пришлось почти по тротуару, но всё же протиснулись.

Стеклянные двери Петровского пассажа были расстреляны из автоматов, пули скололи штукатурку со стен здания. Бой был, или кто-то выразил классовую ненависть к этому дорогущему магазину? На асфальте настоящие россыпи гильз — для классовой ненависти невероятное расточительство, можно было и монтировкой обойтись. Так только с жиру бесятся в наше мрачное время. Или отчаянно отбиваются от кого-то.

— Смотри! — крикнул Большой, показывая пальцем куда-то в сторону обугленного остова ЦУМа, где погулял, по всему судя, немалый пожар.

— Что? — не понял я, хватаясь за автомат.

— На стоянке, между машинами! Тварь какая-то!

— Колонна, стой! — скомандовал я, ничего пока не разглядев, но среагировав на слово «тварь какая-то», которое, скорее всего, было синонимом «морфа». — Следить за секторами!

— Увидел? — спросил Большой.

— Пока нет, — покачал я головой отрицательно. — Где?

— Фургончик видишь, «Газель», серый такой? — Перегнувшись вперёд, он показал пальцем через лобовое стекло. — А перед ним серебристый «бумер»… машин через десять от нас. Между ними кто-то есть.