Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева

– Именно, – обрадовался Лавров. – Бузеева едва держится на ногах, и убийца уговаривает ее лечь в постель. Он сам помогает ей это сделать, заботливо укрывает, садится рядом. Больная не ожидает от него подвоха… Молниеносный укол в плечо погружает ее в заторможенное состояние… И без того слабая от высокой температуры молодая актриса теряет сознание. Митин достает из-за пазухи змею, кладет на грудь умирающей… уничтожает свои отпечатки на шприце и прикладывает к нему еще горячие пальцы жертвы. Вот и все, господа…

Он умышленно умолчал о том, что застал убийцу на месте преступления и тот нанес ему удар по голове. Это их с Митиным личные разборки. Лавров надеялся отыграться. У него уже созрел план задержания опасного преступника…

Громкий хохот Сатина заставил всех присутствующих повернуться в его сторону.

– Занятная… ха-ха-ха!.. история… ха-ха-ха-ха!.. Вы придумали отличный способ запудрить мне мозги, – нарочито грубо выразился он. – Честно говоря, мне плевать, кто убил трех бездарных артисток. Пусть с этим разбирается Зубов! Это его дело. Правда, Валера? Ты ведь не станешь заявлять на Митина в милицию?

Он сунул руку в карман, с наслаждением ощущая пальцами холод металлического баллончика. Слава богу, никому не пришло на ум обыскать его. Этот самонадеянный Зубов решил, что все под контролем…

Банкир со смехом покосился на темное тело «Беретты» на полу, о которой все забыли, и перевел взгляд на хозяина дома.

– Ты ведь сам покажешь Митину, где раки зимуют? Да, мой друг? А мне ты покажешь портрет. Ну же, соглашайся… Зачем тебе это дьявольское полотно? Сам признался, что без Полины жизнь не мила. Сегодня ты собирался покончить с постылым существованием… но провидение уберегло тебя. Догадываешься, ради чего?

– Ты не понимаешь… – с кривой улыбкой процедил Зубов. – Никто из вас не понимает…

– Почему никто? – собралась с духом Глория. – Вы забыли о медиуме!

Казалось, она слышит, как карлик за спинкой дивана хлопает в ладоши.

– Ваш спутник обошелся без шарлатанских трюков, – выразил Сатин недовольство тем, что его прерывают: сначала Зубов, теперь эта нахальная дамочка. – Хватит пугать нас призраками, милая барышня! Мы не дети…

– Я никого не пугаю. Я сама боюсь. Дело в том, что предыдущий рассказчик допустил маленькую неточность…

– Вы же сами ему поддакивали! – разозлился банкир.

Разговор опять уходил от животрепещущей темы, которая была для него куда важнее убийств и разоблачений.

– Он ошибся только в одном, – не унималась Глория. – Убийца – не Митин.

– А кто же?

Она повернулась к хозяину дома:

– Вы, господин Зубов…

В зале воцарилась взрывоопасная тишина. Сатин нервно привстал, потом сел, скрестив руки. Выражение его лица говорило: «Ну и ну! Вот это номер!»

Лавров застыл с приоткрытым ртом. Заявление Глории шокировало его. Чего-чего, а такого он не предполагал услышать. Почему она до сих пор молчала, если… Она поставила его в дурацкое положение! Он тут распинался, повествуя, как Митин совершил все три убийства, а она одной фразой свела на нет его старания…

Зубов, скорчившись в кресле, держался рукой за грудь. Брошенное гостьей обвинение, казалось, не произвело на него никакого впечатления. Он не пустился в оправдания, напротив, даже как будто обрадовался. Гримаса страдания смешалась с улыбкой на его губах.

– Наконец-то… – выдохнул он. – Теперь я вижу, вы кое-что смыслите… в общении с мертвыми…

– Так это… ты? – подскочил банкир. – Зачем, Валера? Зачем?

– Из-за портрета…

– При чем тут портрет?

– Думаешь, я зря закрыл его ставнями? Я не мог больше на него смотреть. И не мог с ним расстаться! Он поработил меня… подавил мою волю… Он слишком прекрасен, чтобы отказаться от него! И слишком страшен, чтобы показывать его другим. Я погиб, Федя! Погиб в тот самый миг, когда привез его в свою квартиру…

Зубов с трудом поднялся, сделал несколько шагов по направлению к закрытому ставнями полотну. Остальные, не сговариваясь, потянулись за ним. Он привел их на середину галереи и остановился в позе экскурсовода в музейном зале с живописью.

– Похоже на окно, затворенное ставнями, да? – почему-то обратился он к банкиру. – Это и есть окно. Не картина, а именно окно! Окно в бездну… Ты готов заглянуть в бездну, Федя?

Сатин попятился под его пылающим взором, в котором отражалось нечто непостижимое и опасное. Вспыхнувший было в Зубове огонь внезапно погас, сменившись болезненной усталостью.

– Знаете, почему я собрал здесь портреты? – перевел он глаза на Глорию. – Портрет – это лицо вечности. Вы смотрите на нее, она – на вас. Эта дама, тот помещик… вон та юная крестьянка, – люди вне времени. Они существовали, когда нас еще не было… и будут существовать, когда нас не станет. Мы не сможем встретить их на улице или на дружеской пирушке… но они постоянно ждут нас в прохладном сумраке галереи, в обрамлении драгоценных рам. Они пребывают в спокойной готовности к встрече с нами. Их вечная загадка будоражит нашу душу, тогда как мы их совершенно не волнуем. В них есть нечто божественное, а мы – всего лишь жалкие смертные, суетливые и беспокойные, истерзанные сомнениями, подавленные горестями, обманутые любовью… Их глазами смотрит на нас великое невозмутимое ничто… Мы могли быть кем-то из них, но они никогда не станут никем из нас.

Мы текучи, словно река, а они – неподвижны, подобно берегам… Они уже познали и пережили то, что нам только предстоит познать и пережить…

Слова Зубова падали в гулкую тишину зала и рассыпались на сотни осколков, которые торопливо подбирало услужливое эхо. Трое слушателей внимали ему с очарованным безмолвием.

– Этот кавалер в голубом камзоле – истинное исчадие бездны, – добавил он, доставая из-под разорванной рубашки маленький ключик на золотой цепочке. – Он потянет вас за собой! Если вы придетесь ему по вкусу… Берегитесь! Не говорите потом, что я не предупреждал вас…

– Открой же ему лицо, Валера! – взмолился Сатин, изнывая от нетерпения. – Я его не боюсь! Я, кажется, родился ради этого мгновения!

Они оба забыли обо всем, кроме загадочного полотна.

– Открывай, Валера… – простонал банкир.

Но Зубов не спешил исполнять его просьбу.

– Ты спрашивал, зачем я убил Полину?

– Да… но это потом…

– Некоторые вещи не стоит откладывать, дружище, – усмехнулся Зубов.

Лавров и Глория только переглядывались, наблюдая за напряженным диалогом бывших партнеров по бизнесу. Хозяин дома будто бы перестал замечать всех, кроме Сатина.

– Я не хотел умирать, Федя, – сказал он с отрешенным выражением, будто не о себе, а о каком-то другом человеке. – И поэтому убил Полину. Я надеялся таким образом избежать смерти. Позорной смерти.