Маркус Вольф - Леонид Млечин

В разделенной Германии граница между Западом и Востоком проходила посредине моста Глинике в Потсдаме. Всё происходило несколько иначе, чем в популярном фильме «Мертвый сезон», где воспроизвели эту сцену. За Фишера-Абеля помимо летчика Пауэрса советские чекисты отдали еще двоих американцев — студента-экономиста Фредерика Прайора и студента-химика Марвина Макинена. В фильме «Мертвый сезон» обменом занимались небольшие группы сотрудников спецслужб. На самом деле у моста сидели автоматчики, готовые открыть огонь, если что-то пойдет не так.

Двадцать второго апреля 1964 года опять же в Потсдаме, на мосту Глинике, который вошел в историю как «мост шпионов» или «мост свободы», устроили еще один обмен. Домой вернулись сотрудник советской разведки Конон Трофимович Молодый и агент британской разведки МИ-6 Гревилл Мейнард Винн.

Конон Молодый воевал. В 1951 году пришел во внешнюю разведку. В 1954-м поехал в Канаду, которая считалась самой комфортной страной для проникновения на Запад. Затем обосновался в Англии, где успешно работал под именем Гордона Лонсдейла. Его арестовали в январе 1961-го. Отсидел три года.

Гревилл Винн в войну был сотрудником контрразведки МИ-5. Затем оказался полезен британской разведывательной службе в роли бизнесмена, который по торговым делам бывает за железным занавесом. В Москве его посадили на скамью подсудимых как связного между британцами и полковником советской военной разведки Олегом Владимировичем Пеньковским. В мае 1963 года Пеньковского за шпионаж приговорили к расстрелу. Гревиллу Винну дали восемь лет. И отпустили, чтобы вернуть на родину Конона Молодого. Подготовкой этого обмена на мосту Глинике занималась восточногерманская разведка.

За Гюнтера Гийома западные страны требовали, чтобы Москва освободила Анатолия Щаранского. Этот советский физик не был шпионом. Он просто упорно добивался выезда в Израиль. Его обвинили в шпионаже и приговорили к большому сроку. Генерал Вольф полетел в Москву. Пытался убедить Юрия Андропова выпустить Щаранского, но председатель КГБ отказал.

После смерти Андропова, в феврале 1986 года, Щаранского все-таки обменяли — на арестованного в Нью-Йорке чехословацкого разведчика Карла Кёхера, который сумел проникнуть в аппарат ЦРУ.

А генерал Вольф нашел другой вариант. Кристель Гийом обменяли на шестерых западных агентов в марте 1981 года. Гюнтер Гийом вернулся в ГДР 1 октября 1981 года — в ходе большой сделки. За него и еще пятерых агентов разведок соцстран ГДР согласилась выпустить девять арестованных западных разведчиков и еще 30 политзаключенных.

В Восточном Берлине Гийомов приняли Мильке и Вольф. Министр вручил Кристель букет красных роз. Они были награждены высшим в ГДР орденом Карла Маркса.

Им выделили виллу, но пожить вместе им не удалось. Вернувшись домой, супруги Гийом расстались. Брак их разрушился еще до ареста. Сын Гийомов вообще не желал жить в ГДР. Пьера устроили в школу для партийного начальства. Но там он чувствовал себя чужим. Он вроде хотел стать фотографом. Ему за казенный счет купили фотооборудование и устроили в хороший журнал. Пьер стал встречаться с дочерью офицера разведки. Только в МГБ расслабились, как они оба подали заявление на выезд в ФРГ.

Гюнтер Гийом получил погоны подполковника. Рассчитывал на работу в Главном управлении разведки, но назад его не взяли. У него было плохое здоровье. Гюнтер преподавал в разведшколе. Женился на медсестре Эльке, которая была на 20 лет моложе его. До крушения ГДР наслаждался ролью героя. После объединения Германии старался не привлекать к себе внимания. Он умер в середине 1995 года. Ни первая жена Кристель, ни его сын Пьер на похороны не пришли.

Кристель Гийом работала в МГБ, потом получила пенсию. За отсидку в западногерманской тюрьме власти ГДР приплачивали ей к пенсии примерно 70 долларов в месяц. После объединения Германии правительство ФРГ отказало ей в надбавке.

Взаимное признание позволило обеим Германиям вступить в Организацию Объединенных Наций. Занимая свои места в зале заседаний, осенью 1973 года восточногерманский министр Отто Винцер и западногерманский Вальтер Шеель пожали друг другу руки. Маркус Вольф получил возможность отправить своих людей в Нью-Йорк в штат постоянного представительства ГДР при ООН.

А у Советского Союза возникла новая головная боль. Столько лет Москва добивалась международного признания ГДР, а теперь советские руководители стали опасаться сближения двух Германий!

Советские теоретики доказывали, что в ГДР складывается новая социалистическая немецкая нация, поэтому вопрос об объединении Германии снимается с повестки дня. Но в Восточной Германии так не считали. В Москве забеспокоились: а ну как национальные чувства восточных немцев возьмут верх и Бонн с Берлином объединятся? Тем более что в Восточном Берлине происходили большие перемены. Молодые члены ЦК пожелали убрать Вальтера Ульбрихта, который управлял Восточной Германией с 1945 года.

«Вальтер Ульбрихт произвел на меня впечатление усталого и больного человека, — отметил Владимир Семенов в дневнике в марте 1966 года. — Он, кажется, уходит от руководства, хотя и не хочет признавать этого. Он быстро согласился с нашими соображениями, но когда стал говорить об оценке текущего момента, то обнаружил и слабую осведомленность, и застарелую привычку импровизировать в политике».

Ульбрихт серьезно болел. Врачи настаивали на том, чтобы его рабочий день сократился до двух-трех часов. Но все ключевые решения принимал он один, поэтому государственная машина почти остановилась. Более молодых чиновников это злило. Они жаждали перемен, считая, что смена руководителя страны откроет им дорогу наверх.

Вальтер Ульбрихт в силу болезненного состояния выпустил из рук рычаги управления партийным аппаратом, который перешел под контроль второго секретаря ЦК Эриха Хонеккера. Он решил, что Ульбрихт ему больше не нужен.

«Старик Ульбрихт, — вспоминал Юлий Квицинский, — который совсем недавно вывел Хонеккера из бравого руководителя Союза свободной немецкой молодежи в синей блузе и кожаных штанах в политические деятели, явно проглядел бурный рост амбиций своего питомца. Вокруг Хонеккера сложилась многочисленная группа членов политбюро и секретарей ЦК, которая всё более настойчиво подвергала Ульбрихта критике и требовала его ухода в отставку».

У Эриха Хонеккера была репутация отважного борца с нацизмом, сидевшего в концлагере. Он дружил с товарищами по Союзу свободной немецкой молодежи и продвигал их на все посты. Он был прост, любил охотиться, петь старые песни немецкого рабочего движения, по вечерам играл в скат, выпивал в клубе дачного поселка Вандлиц кружку пива или рюмку чего-нибудь покрепче.

«Имел разговор с Хонеккером по тактическим вопросам, — записал в дневнике заместитель министра Владимир Семенов. — Он произвел впечатление зрелого и что-то про себя обдумывающего паренька. Держался откровенно и прямо. Рукаст. Вечером в посольстве мы сильно подвыпили. Я старался высказать ему мысль, что мы имеем на него надежду. Он слушал, поддакивал. Силен ли он? Штоф неуловим, не то более ограничен, не то менее влиятелен, но тоже старается показать себя с хорошей стороны. В ГДР что-то назревает».