Прыжок самурая - Иосиф Линдер

«Пилигрим – Центру.

22. 11. 1941 г. провел встречу с Грином. Работа через него по Гопкинсу представляется неперспективной. Гопкинс симпатизирует Грину как человеку, но скептически относится к его возможностям добывать достоверную информацию по Японии и Дальнему Востоку. Наряду с этим необходимо учесть, что близость Грина к товарищу Сталину, о которой он постоянно говорит на встречах с Гопкинсом, в контексте наших мероприятий может иметь обратный эффект. Не исключено, что Гопкинс расценит это как завуалированную попытку давления на президента Рузвельта с целью склонения его к действиям в интересах СССР. Между тем Гопкинс до мозга костей американец, для которого национальные интересы США превыше всего. Считаю, что его можно использовать в качестве вспомогательного канала доведения важной информации подтверждающего или уточняющего плана. Основные усилия предлагаю сосредоточить на Сане. Его и Гопкинса связывает многолетняя дружба. Последний высоко ценит компетентность и независимое мнение нашего источника по проблемам Японии и Тихоокеанского региона. Об этом свидетельствуют и результаты последней беседы между ними. Гопкинс с большим интересом отнесся к информации о военных замыслах Японии в отношении США и полностью разделил оценку Сана, что угроза вооруженного конфликта сегодня, как никогда, велика. Он согласился с доводами Сана, что президент Рузвельт должен занять более жесткую позицию в отношениях с японской стороной.

Вместе с тем, по мнению Гопкинса, Япония вряд ли пойдет на вооруженный конфликт с США в силу того, что располагает ограниченными материальными ресурсами, явно недостаточными для ведения затяжной войны на Тихом океане. По его словам, госсекретарь Хэлл и президент Рузвельт склоняются к тому, что приготовления японского флота имеют целью нанесение удара по морских коммуникациям Великобритании в интересах захвата стратегически важных нефтепромыслов.

В заключение встречи с Саном Гопкинс отметил его информацию о планах Японии как исключительно полезную и заявил, что немедленно поставит в известность президента. Кроме того, он высказал настоятельную просьбу добыть дополнительные данные, касающиеся японских военных планов.

С учетом этого прошу вас подготовить и направить в мой адрес по срочному каналу связи всю необходимую информацию».

Сердце Ясновского молотилось так, словно сейчас выпрыгнет из груди, холодный липкий пот ручьем струился по спине. Он отбивался изо всех сил, но чьи-то цепкие руки держали его за ноги и тащили к яме. Из ямы доносилось зловоние, от которого перехватывало дыхание. Голова ротмистра зависла над обрывом, и зияющая пустота обдала лицо могильной жутью. Попытка схватиться за кусты ничего не дала – острые шипы только разодрали в кровь ладони. Смерть была неминуема.

Внезапно яркая вспышка, разорвавшая чернильную темноту ночи, залила яму тревожным багрово-красным светом. Волосы на голове ротмистра встали дыбом. Он увидел, что на дне ямы бурлит кровавое месиво из человеческих тел. Ужас придал ему силы, он рванулся и высвободился из захвата. Державшие его замешкались. Не чувствуя под собой ног, он бросился бежать. Мокрые ветки хлестали по лицу, глаза заливал дождь, но его гнал вперед страх. Сзади слышался шум погони. В последнем отчаянном рывке Ясновский попытался оторваться от преследователей, но так не кстати попавший под ноги корень опрокинул его на землю.

Он сжался в комок, ожидая, что пальцы-клещи снова вопьются в плечи и потащат к жуткой яме. Но ничего не произошло. На него навалилась оглушительная тишина, такой тишины он еще никогда не слышал.

Ясновский приоткрыл глаза и даже потряс головой, не понимая, где он находится. Потом до него дошло. Режущий глаза электрический свет заливал просторный вестибюль ресторана «Тройка». Из зала доносились звуки музыки и пьяный шум голосов. Перед ним двоился силуэт знакомого гардеробщика. Ротмистр открыл рот, чтобы спросить, что с ним происходит, но тут из зала выскочил весь взъерошенный, непохожий на себя Люшков. Ни с того ни с сего он набросился с кулаками на гардеробщика, выкрикивая оскорбления. Попытавшийся их разнять швейцар получил хорошего пинка. Чтобы не оставаться внакладе, он в свою очередь принялся молотить всех без разбора, под его горячую руку подвернулся и ротмистр.

Шум драки привлек обслугу, а вместе с ней и кутивших в зале офицеров, охочих до подобных дел. Завязалось грандиозное побоище. Как водится, в ход пошли тяжелые предметы. Началась пальба. Кто-то стонал, истекая кровью; пронзительно визжали дамы.

В какой-то момент Ясновский почувствовал на себе чей-то взгляд. Он обернулся и увидел Дулепова. Тот, как на троне, сидел в обитом бархатом кресле и с гаденькой улыбочкой наблюдал за происходящим. Потом он резво вскочил, вцепился ротмистру в горло и гаркнул во всю мощь своей луженой глотки:

– Казенные деньги пропиваешь, скотина?!

Ясновский попытался что-то сказать в свое оправдание, но от удушья ему не хватало воздуха. Костлявые пальцы сжимались все больше. В последнем отчаянном усилии ротмистру удалось дотянуться до одного из них и вонзить в него зубы…

Истошный вопль вырвал ротмистра из кошмарного сна, но лучше бы он не просыпался. Тряся укушенным пальцем, над ним навис вполне живой, из плоти и крови, шеф. Может быть, это все-таки сон? Ясновский поднял руку и ущипнул себя за щеку. Больно… Значит, не сон… Глаза уткнулись в знакомую трехрожковую люстру под потолком, с фотографии на стене на него смотрела счастливая супружеская чета Ясновских, даже обои были его – в мелкий выцветший цветочек. На пороге застыла испуганная жена, из-за ее плеча выглядывала угрюмая физиономия Клещева. Вся эта картинка вдруг стала расплываться. Господи, что он наделал…

Первым опомнился Клещев. Он выхватил из кармана наглаженный платок, бросился к Дулепову и принялся перевязывать палец. Дулепов пришел в себя и обрушился на заместителя:

– Скотина! Мерзавец! Да я тебя сгною!

Когда руки Дулепова вцепились в ворот его пижамы, Ясновский приготовился к худшему. Треск рвущейся ткани заглушил очередной вопль:

– Ты, пьяная рожа, говори, как выглядел Длинный? Ну!

– Долговязый, господин полковник, – подал голос Клещев.

Но ротмистр утратил способность соображать. Он никак не мог взять в толк, о чем его спрашивают. Вчерашний пьяный дебош в «Тройке», ночной кошмар и беснующийся шеф – все смешалось в его замутившемся сознании.

– Я тебя в последний раз спрашиваю, скотина! – кричал Дулепов. – Как выглядел Длинный из аптеки Чжао?

– Долговязый, – снова поправил его Клещев.

«Какая аптека? Какой Длинный? Какой Долговязый?» – силился понять Ясновский.

– Господин полковник, о чем вы? Какой Долговязый? – пробормотал он.

– Ну, с тобой еще болтал про болячку Люшкова, – напомнил Клещев.

И тут до Ясновского дошло. Там, у Чжао, он нос к носу столкнулся с тем, кого Модест со своей командой засек на бульваре… Сходство со словесным портретом было поразительным… Долговязый…