Лето в маленькой пекарне - Дженни Колган

Последнее, что она запомнила, проваливаясь в сон, – это внезапная ослепительная вспышка света. Прожектор маяка ожил, и его луч обежал остров, снова обеспечивая безопасность.

Малкольм, опустив голову, медленно шел мимо паба. В окнах горели свечи; оттуда доносился говор и смех, и этот ровный шумок навевал ощущение уюта. Флора и Джейден сидели рядышком, что-то сосредоточенно рассматривая. Малкольму стало любопытно, чем это они заняты. Селина смеялась, ее лицо выглядело молодым и беззаботным. Луч маяка еще раз осветил Бич-стрит. Люди внутри заметили Малкольма, кивнули ему, но никто не пригласил его присоединиться, и он побрел дальше.

Арчи сбросил непромокаемый плащ у входной двери маленького коттеджа в верхней части города. Снял сапоги, осторожно пробрался в дом и сначала заглянул к троим розовощеким малышам, безмятежно спавшим в своих кроватках. А потом пошел взглянуть на младенца – тот сжал крохотные кулачки, зрачки двигались под закрытыми веками, густые ресницы бросали тень на румяные щечки, – запеленутое дитя мирно спало в колыбельке.

Наконец Арчи направился в переднюю спальню. Он знал, что его жена не спит. Он приблизился к кровати, и женщина села, когда он протянул к ней руки.

– Я вернулся, – тихо сказал Арчи.

Она уткнулась теплым от подушки лицом в его плечо и прижалась к нему.

– Знаю, – прошептала она.

– Но… я действительно вернулся, – повторил Арчи.

– Любимый… – выдохнула женщина, крепко обнимая его.

Луч маяка снова обежал полный круг.

Хакл как раз договорился о более чем выгодной цене за кормовые загоны, когда загудел телефон в его кармане. Он не обратил на это внимания: стояло прекрасное утро, а он только что сберег для фермы кучу денег и был весьма доволен собой.

Телефон загудел снова.

Хакл достал его из кармана, взглянул. И застыл.

– Что случилось, сынок? – Хозяин магазина обеспокоенно посмотрел на Хакла.

Хакл покачал головой, от его лица отхлынула кровь, пока он смотрел на экран. А там со звоном повторялось и повторялось сообщение:

Строки пробегали по экрану опять и опять. Хакл даже не успевал прочитать их до конца.

– Я должен уехать, – внезапно сказал он. – Кое-что случилось.

– Надеюсь, ничего страшного, – предположил хозяин магазина.

– Я не знаю, – ответил Хакл. – Просто не знаю.

На улице он поспешил позвонить на ферму, пока не пропал сигнал.

– Клемми?

– Ага?

– Я сообщаю все Дюбозу. Мне необходимо уехать.

– Но я не…

– Следует рассказать ему прямо сейчас. Нельзя было с этим тянуть. Я не могу здесь задерживаться. Он должен все узнать, узнать прямо сейчас, и если это не заставит его изменить свои привычки, я помогу тебе найти нового управляющего. – Он помолчал. – Я не могу заниматься фермой. Больше не могу.

– Но… – В голосе Клемми слышалась грусть.

– Клемми, – заговорил Хакл, – хочет он того или нет, он отец этого ребенка, и ему придется это осознать, пойми. Я не могу вечно здесь оставаться.

– Я знаю.

Пауза.

– Хочешь сама отправить ему сообщение или я это сделаю?

– Я отправлю.

– Клемми, мне очень жаль, но иначе нельзя. Я должен уехать.

Глядя на поля цвета персика, раскинувшиеся на плоской равнине под жарким полуденным солнцем Джорджии, было почти невозможно поверить в невероятную мощь стихии, разносящей все вдребезги на другом конце света. Хакл включил в телефоне новости Би-би-си. Там показывали видео, снятое очевидцами, – апокалиптические картины в темноте. И это было на материке. Хакл даже думать не мог о том, что происходило дальше, на побережье, где буря бушевала намного сильнее.

Почему? Почему он так засиделся здесь? Почему он с самого начала не предоставил Дюбозу возможность самому разбираться в своих делах? Конечно, из-за Клемми. И тем не менее…

И тут Хакл услышал то, от чего у него замерло сердце:

«По последним сообщениям, шторм усилился настолько, что повредил маяк в Маунт-Полберне. Все находящиеся поблизости суда были предупреждены о необходимости немедленно найти безопасную гавань».

Безопасная гавань, в отчаянии думал Хакл. Безопасная гавань…

Он не смог попасть на рейс на юго-запад Соединенного Королевства – там все аэропорты были закрыты. Ближайшим местом, куда он мог долететь, оказался Лондон, рейс через два часа. Хакл купил билет.

Хакл не боялся полетов. Он, по сути, вообще никогда не нервничал. Но ему еще не приходилось летать вот так. Время полета – восемь часов – сократилось до шести, потому что их несло попутным ветром над Атлантикой. Самолет не покидал зону турбулентности, и его швыряло то вверх, то вниз, словно он ничего не весил. Стюардессы выглядели озабоченными, и Хаклу, как бы он ни был спокоен, не нравился их встревоженный вид. «Если б не это, – думал он, – я все равно заснул бы». Он вытащил из бумажника маленький листок бумаги, взятый из дома Кэндис, взглянул на него и снова положил обратно, слегка нахмурившись.

Лайнер болтало в воздухе, пока не осталось ни одного пассажира, который не облился бы кофе. В конце концов, виляя из стороны в сторону, самолет приземлился и после потряхивания, подпрыгивания и того неизменного момента, когда думаешь: «Не слишком ли быстро мы мчимся?» – остановился.

В Лондоне едва забрезжил пасмурный рассвет, ливень колотил в окна. Было еще слишком рано для поездов, впрочем, как вскоре выяснилось, они не шли на запад страны. Все рейсы были отменены; все направления закрыты.

Хакл побежал к ближайшему пункту проката автомобилей и потребовал джип.

– Хотите оформить дополнительную страховку, сэр? – спросила его хорошенькая девушка у стойки.

– Да, – машинально прорычал Хакл, думая совершенно о другом.

Машина оказалась надежной, мощной и, что было лучше всего, послушной. Хакл выпил очередную чашку кофе и потер глаза, словно набитые песком от усталости. А затем двинулся в путь.

Видимость на автостраде была ужасной. Огромные грузовики поднимали фонтаны брызг. После долгого отсутствия дождей земля пересохла, и все поля вокруг были затоплены, насколько успевал заметить Хакл, ехавший со скоростью ровно семьдесят одна миля в час. Он желал как можно скорее добраться до места, однако меньше всего хотел, чтобы сейчас его остановил дорожный патруль, – но наконец ему пришло в голову, что после шторма силой в девять баллов полиция, скорее всего, занята более важными делами где-нибудь в другом месте.