Вожди и разведка. От Ленина до Путина - Игорь Дамаскин

Таким образом, задачи военной разведки делились на стратегические и тактические. Что касается первой, то здесь военным советникам приходилось сложно. «Восток — дело тонкое», а в тонкостях этой сложной страны большинство советников разбиралось слабо. Приходилось во многом полагаться на афганских партнеров, которые были ненадежны, и тем не менее во многих вопросах можно было действовать только с их помощью. Агенты афганских секретных служб использовались в качестве осведомителей, проникая в среду моджахедов.

Агентурной разведкой занимались все: местные спецслужбы, органы КГБ, ГРУ, МИД, МВД — все, кто так или иначе имел отношение к афганской войне. Но почти все они работали «по-крупному», решая задачи «в масштабе страны». Что же касается повседневных задач, то здесь почти все было отдано на откуп войсковой разведке, которую возглавляло разведуправление штаба 40-й армии. Бывший командующий этой армией генерал-полковник Громов вспоминал:

«В подчинении разведуправления находились разведывательный центр и два разведпункта, а также разведотделы в штабах дивизий, бригад и отдельных полков. Система разведки включала в себя, кроме того, отдельные полки, а также две бригады специального назначения, расположенные вдоль афгано-пакистанской границы. В состав каждой такой бригады входило по четыре батальона численностью в среднем по пятьсот военнослужащих. В интересах разведки действовали также разведбатальоны мотострелковых, воздушно-десантных дивизий и разведроты мотострелковых и танковых полков. Вершина пирамиды войсковой разведки находилась в штабе армии».

Естественно, «ограниченный контингент» имел и свою агентуру. Практически все офицеры, начиная с командиров взводов, имели собственную агентурную сеть из местных жителей, которые; с одной стороны, поддерживали связь с моджахедами, а с другой — за вознаграждение снабжали информацией и советских командиров. (Хотя, конечно, в условиях партизанской войны возможности регулярной армии, тем более иностранной, и моджахедов были несоизмеримы. Последние располагали информаторами повсюду, начиная от захудалых кишлаков и кончая правительственными структурами.)

Существовала и еще одна проблема, касавшаяся всех, кто имел дело с агентурной разведкой (за исключением, может быть, командиров взводов, поддерживающих отношения с соседними кишлаками). В условиях постоянно меняющейся ситуации агентурные данные быстро устаревали. Квалифицированных агентов остро не хватало, радиосвязь с агентами, которыми часто были простые дехкане, отсутствовала. Так что разведданные проходили долгий путь: агенты пешком или на попутном транспорте добирались до резидента, и тот уже передавал сведения дальше по назначению. Этот процесс затягивался на несколько дней.

Командиры частей нередко поддерживали связи и с полевыми командирами, заключая с ними договоренности о сотрудничестве или о перемирии, иногда на короткий срок, а иной раз и на более продолжительный. Свидетельствует генерал Громов:

«Прочные контакты нами были налажены вдоль «дороги жизни» Кабул — перевал Саланг-Термез. Особенно на участке до Южного Портала, в районе Чарикара, Джабаль-Уссараджа, непосредственно при входе в ущелье и при подъеме в горы. Несмотря на некоторые нюансы, неплохие связи мы установили в Северном Портале, в районе Доши, Пули-Хумри и дальше на север.

Устойчивое сотрудничество поддерживалось с группировками, которые действовали в северных и восточных пригородах Кабула, вдоль дороги на Джелалабад и по направлению к гидроэлектростанции Сароби. Сложнее было вытянуть на переговоры душманов, которые находились в западных и южных окрестностях столицы.

Военные разведчики непосредственно выходили на руководителей бандформирований в Джелалабаде, в некоторых районах Кандагара, в Фарахе. Постоянная работа с оппозицией значительно уменьшила опасность внезапных нападений на базу ВВС 40-й армии в Шиннанде. Командир 51-й мотострелковой дивизии генерал-майор Александр Васильевич Учкин и командование 101-го мотострелкового полка умело использовали противоречия и конфликты между душманами, принадлежавшими к разным партиям, в районе Герата. Огромные усилия потребовались для нормализации обстановки в Баграме и в «зеленой зоне» вокруг аэродрома. Но и в этой провинции в конце концов генерал Виктор Михайлович Барынкин сумел наладить полезные для нас контакты».

Достаточно эффективными были и традиционные способы ведения войсковой разведки, хотя, конечно, не все. Так, полностью исключалась применявшаяся в годы Великой Отечественной и в других войнах засылка агентуры в тыл врага. Не стоит даже и говорить, что русские с их европейским обликом и незнанием языка были настолько на виду, что уже одно появление такого человека в кишлаке настораживало местное население. Разумеется, среди бойцов были таджики, узбеки, представители других среднеазиатских народов, которых в Афганистане немало, но и их нельзя было использовать по причине незнания местных условий.

Зато эффективными были поиск, разведка боем и засада, особенно с участием подразделений спецназа. Это признают и иностранные авторы. Они пишут: «Это были десантно-штурмовые подразделения, отобранные и прошедшие выучку для активного решения разведывательных задач. Засады устраивались, как правило, в тылу противника и требовали специальной подготовки. Это была одна из самых трудных задач, так как следовало обеспечить максимальную маскировку. Важным делом было обеспечение высокой степени автономности в бою. Оружие, которое приходилось брать с собой, было в полтора-два раза тяжелее, чем у обычных частей. Шок в сочетании с моментом внезапности часто позволял добиваться того, что противник уничтожался в самое короткое время, не успевая предпринять какие-то ответные действия. В результате собственные войска не несли потерь или они оказывались минимальными. Такие моменты были пригодны для взятия пленных. Допросы проводились в первые же минуты после захвата в плен. Шанс получения важной информации оценивался в это время как наиболее высокий». Ибо если упустить время, дать пленному собраться и оценить обстановку, то афганцев было допрашивать намного труднее, чем европейцев, так как «воины ислама» не боялись смерти, им было заранее обещано место в раю.

Из технических видов разведки использовалась авиационная и спутниковая, дававшая возможность отслеживать перемещения противника. В авиационной разведке применялись приборы ночного видения. Что касается радиоперехвата, то в первые годы афганской войны он был бесполезен по той простой причине, что у моджахедов тогда не было радиостанций. Они появились только после 1984 года, и, когда мятежники наладили радиообмен, перехват их сообщений позволил получать достаточно полное представление о противнике.

Параллельно с военной разведкой, как уже упоминалось, действовали и специальные службы других ведомств. Внешняя разведка КГБ занималась в основном крупными проблемами. Отношения с «ближними соседями» были сложными. Генерал-полковник Громов вспоминал: «Несмотря на особое положение, которое всегда занимала внешняя разведка, военное командование в Кабуле очень осторожно относилось к информации, исходившей от сотрудников этого ведомства. Они нередко ориентировались только на свои интересы. Пытаясь защитить честь мундира, люди из внешней разведки иногда умудрялись даже объективные данные радиоперехвата и аэрофотосъемки интерпретировать таким образом, чтобы подтвердить выводы, к которым пришли их московские начальники. В таких случаях представитель КГБ СССР докладывал в Москву имевшиеся у него сведения, даже не проинформировав о них командование 40-й армии. Порой нездоровая конкуренция разведорганов разной принадлежности и отсутствие согласованных действий приводили к тому, что о якобы готовящихся или уже начавшихся акциях душманов мы узнавали из Москвы. При этом командование 40-й армии обвиняли в том, что оно не владеет ситуацией и не знает о происходящем у него чуть ли по под боком».