Просто дыши - Сьюзен Виггз

— Я ничего не сделал.

— Это было как раз то, что нам было нужно.

Уилл решил, что у Сары, вероятно, достаточно цветов, так что он не принес цветов в больницу, когда пришел навестить ее. Вместо этого он зашел в магазинчик рядом с госпиталем и купил простую цифровую камеру, которой можно было снимать в темноте и при свете, одной рукой, и надежную батарейку. Он показал ее бабушке Сары, которая сказала, что это как раз то, что Саре нужно.

Он помнил, как ему хотелось иметь хорошую камеру, когда он впервые привел Аврору домой. В его жизни появился маленький человек, который стал его ребенком. Он просыпался каждое утро готовый увидеть ее, услышать, как она разговаривает, смотреть, как ее напряжение превращается в любопытство и, через некоторое время, в подлинное счастье. Он сожалел о том, что не знал Аврору с младенчества, а если бы знал, была бы связь между ними сильнее? Понимал ли бы он ее лучше?

У Марисоль не было фотографий новорожденной Авроры, но он воображал себе ее чудесным младенцем, с безупречной белой кожей, сияющими черными волосами и ярким ротиком. На тот момент в ее жизнь должны были вступить феи и дать все дары, которые могли ей понадобиться в жизни. Вместо этого Аврора попала в мир нищеты и коррупции, где властвовали негодяи, при мысли об этом Уилл до сих пор непроизвольно сжимался.

Он гадал, как выглядят малыши Сары. Может быть, у них светлые волосы и глаза? Или они похожи на ее бывшего? Как, между прочим, выглядит ее бывший? Уилл старался не думать об этом парне, но сейчас, при мысли о детях Сары, он попытался представить себе, как выглядит их отец.

Продавщица завернула камеру в шуршащую бумагу и положила в большой блестящий пакет. Уилл взял пакет и понесся через больничную парковку.

Все время беременности Сары их не похожая ни на что дружба только крепла, вместе со страстью, которую они не проявляли, но которую нельзя было отрицать. Однако они держали дистанцию. У нее было столько дел: ее распавшийся брак и готовность стать матерью двоих детей. Уилл был озабочен своими проблемами, не последней из которых была Аврора. Все книги по воспитанию детей соглашались в том, что молодой девушке полезно наблюдать богатую эмоциональную жизнь одинокого родителя. К сожалению, авторы этих книг никогда не видели Аврору и ее тлеющего негодования, а также не были обязаны охранять ее ранимое сердце от боли.

И все же он не мог удержаться от того, чтобы не заботиться о Саре Мун. Когда он узнал, что она уехала в город, рожать, он был вне себя от тревоги и разрывался на части. Его отношения с Сарой были неясны, и это его раздражало. Его выводило из себя то, что он не может просто бросить все и быть с ней, что он должен ждать, пока его сестра не позвонит ему и сообщит, что все прошло хорошо.

Он покончит со всем этим прямо сейчас. Его сердце пылало, и этот огонь сжигал последние остатки сопротивления разума.

Он тихо постучал в дверь ее палаты в родильном отделении. Женщина в розовом хирургическом костюме впустила его. Беджик, свисавший с ее рубашки, говорил о том, что она член лиги Ла Лече[12].

— Сара, ты готова принимать гостей? — спросила она.

— Абсолютно готова, — произнес тихий голос с кровати, женщина отступила и ушла.

Он стоял неуверенно в дверях, оглядывая эту мягко освещенную, ослепительно чистую комнату, и затем перевел взгляд на нее. В воздухе пахло цветами, дезинфекцией и… чем-то не поддающимся определению. Это был богатый, плодовитый аромат, вероятно запах рождения. Он не был уверен в том, что знал, что такие вещи существуют.

Стоя здесь, с подарочным пакетом в руках в окружении незнакомых предметов, он не был готов к тому, что испытает такое счастье, увидев ее и двух новеньких незнакомцев, лежащих спеленутыми в чистых плетеных колыбельках на колесиках. Столик на колесиках был уставлен разнообразными напитками и подносом из кафетерия с тарелкой, которая выглядела так, словно ее начисто вылизали. Стойку и подоконник украшали цветы и шарик, стопка книг лежала на прикроватном столике.

Посреди всего этого нарядного хаоса царила Сара, которая сидела в больничной кровати, цветущая и сияющая, словно солнце, пробившееся сквозь туман. Уилл знал, что он похож на идиота, улыбающегося ей во всю ширину лица, но он ничего не мог с собой поделать.

— Привет, Сара, — сказал он. — Мои поздравления.

— Привет, привет. Подойди посмотри на близнецов.

— Они выглядят отлично, — восхищенно произнес он и слишком поздно понял, что смотрит при этом на ее грудь. Он прокашлялся, чувствуя себя не в своей тарелке и одновременно испытывая странное облегчение. — И ты тоже отлично выглядишь, — добавил он.

— В самом деле? — Она коснулась своих волос.

— Я как раз подумал, что ты похожа на Мадонну. — Это ее не убедит, подумал он.

— Лжец, ты думал о моих сиськах.

Он не ответил. Она поймала его с поличным. Да и то сказать, они были такие огромные, что он не мог их не видеть. Не смотри туда больше, сказал он себе. Не смотри.

— Я признаю, они и меня удивляют, черт побери, — рассмеялась она.

Он заставил себя отвернуться и двинуться к колыбелькам.

— Итак, наконец-то мы встретились, — сказал он, изучая две спеленутые фигурки. У них были темно-красные личики и кулачки не больше большого пальца мужчины.

Их закрытые глазки опухли, губы были изогнуты и раздуты. Они выглядели совершенно одинаковыми — неразличимыми. От их вида его бросило в жар. Он не ожидал такого наплыва эмоций — смесь нежности, облегчения и желания защитить.

— Ты, как всегда, молчишь, — отметила Сара.

— Я не знаю, что сказать. — Он ощущал странное сжатие в груди. — Два мальчика. Два маленьких мальчика. Черт побери, Сара.

— Я не могу к этому привыкнуть, — согласилась она. — Когда я была беременна, я не хотела знать их пол. Они сделали так много анализов, я хотела, чтобы хотя бы одно осталось для меня сюрпризом.

— Ты была удивлена?

— Все в них удивляет меня. — Ее голос дрогнул, и в ее лице отразилась вся любовь мира.

Один из младенцев скривился и издал слабое хныканье. Чувство в груди Уилла усилилось. Этого не может быть, думал он. Этого не может быть. И тем не менее это есть. Он чувствовал, что сходит с ума — из-за Сары и этих крошечных детей.

— Как их зовут? — спросил он, не спуская глаз с младенцев.

— Я еще не решила, — сказала она, — и, пожалуйста, не придирайся ко мне.

— Я и не собирался.

— Мой брат потерял со мной терпение. Он называет их Вещь один и Вещь два, как в книге доктора Зевса. Если я не поспешу, эти имена останутся с ними.