За право летать - Ирина Андронати

(Адам в это время уже улетел на вертолете «Вымпела», но кап-три Полянский, так и не смененный сегодня, знать этого не мог.)

Ждать, что он вернется сюда, нельзя. Неровен час нагрянут кузены. Чудо, что они все ещё не нагрянули.

В подготовленных местах ждет кто-то чужой.

Нельзя домой, нельзя к родителям, нельзя вообще к сколько-нибудь хорошим знакомым – если будут искать, то в первую очередь там.

А главное – как сообщить Адаму, куда она подевалась вместе со всем этим балаганом?

…Бывает «Эврика», а бывает и «сатори». «Эврика» – это когда бегаешь голым и в восторге размахиваешь руками. «Сатори» – от изумления останавливаешься и смотришь вдаль. Потом идешь дальше, но уже преображенный: неизвестное или неразрешимое стало простым и обыденным.

Сейчас у Виты было именно сатори. Она только покачала головой: почему до такой самоочевидной идеи нужно было додумываться?..

«Там каждой твари по паре, а я – одна….» – написала она записку, поручила её на сохранение солдатику-санитару (дополнив новенькой хрустящей сотней), объяснила, кому передать, – после чего, к великому облегчению врачей, состоялся то ли исход из Египта, то ли свертывание передвижного цирка-шапито.

После дождя и ветра на город навалился туман, и самого интересного не видел никто: как на втором этаже госпитального корпуса открылось темное окно и к окну этому по очереди причалили два маленьких черных кораблика. Потом из ворот госпиталя выехал, светя всеми фарами, здоровенный «блейзер» – коминвазовская спецмашина. Сначала она ехала по шоссе, потом свернула в какой-то тупик. Кораблики подлетели к ней сверху, как-то хитро пристроились, чем-то подцепили – и вся эта троица низко-низко, цепляя туман и облетая деревья, понеслась на север, по прямой к Кавголово.

Адам толкнул хлипкую дверь парадной. В нос ударил запах кошек и болота. На нижней площадке не горел свет, ступеньки были щербленые. Макарушкин включил фонарь.

– Сейчас ещё окажется, что не работает лифт, – сказал он. Но лифт работал. Правда, воняло в нем намного сильнее. Седьмой этаж. Вот эта дверь – обшитая щелястой вагонкой.

– Никакого понимания у этого марцалья, – сказал Адам. – Уж мог бы, сучара, девке нормальную хату купить…

– Если не откроет сам, ломать придется громко, – почесал подбородок Макарушкин. – Железо, похоже, толстое…

Они одновременно посмотрели на часы. Без четверти два. Штурмовая группа уже на крыше. Спустили веревки…

– Громко – рискованно, – сказал Адам просто для того, чтобы хоть что-то сказать; все уже и так обсудили на сорок сороков. Потом он подышал на пальцы и нажал кнопку звонка.

За дверью хрипло заверещало; это был какой-то мотивчик, запиленный до неузнаваемости. И только когда зашаркали шаги, до Адама дошло: «Турецкий марш».

– Кто? – В голосе ни тени сна.

– Дмитрий Николаевич? Это Адам Липовецкий. Я вашу супругу в роддом отвозил.

– А, Адам… Что-то случилось?

– Ну, как сказать… Марина Вениаминовна просит вас приехать.

– Вот так, среди ночи? А почему именно вы?

– Я же говорил, у меня там племянник лежит. Я ездил к нему домой за вещами, вот сделал крюк небольшой…

– Ей стало хуже? А как дети?

– Дмитрий Николаевич, мы так и будем переговариваться через дверь?

– Я не знаю, один ли вы. Сегодня в городе творится черт-те что. Стреляли.

– Я один, без оружия, в окрестностях не стреляют и вообще ни души. Вы едете или нет?

– Вы не ответили: ей что, хуже?

– Я не доктор. Но она звала вас. У вас же тут где-то был телефон…

– Да? А вы не пытались сегодня пользоваться телефоном? Это черт-те что, а не связь.

– Я понял. Мне уходить? Я могу подождать вас в машине. Решайте.

Он вызвал лифт. Дверь разошлась – и одновременно приоткрылась дверь квартиры.

– Подождите! – Голос старика Града вдруг стал визгливо-начальственным. – Зайдите на минутку.

Адам дернул плечом и словно нехотя поплелся в квартиру. Макарушкин, распластавшийся по стене, одобрительно подмигнул.

По плану Адам должен был оценить обстановку, а потом принять решение: то ли нейтрализовать старика самому, то ли, выходя, придержать дверь и впустить Макарушкина, то ли уйти и предоставить действовать штурмовой группе.

Оружия у него действительно не было, тут он старику не соврал. Барс выложил все, что знал, до конца: в косяке двери стоял детектор, засекающий металл и кой-какую взрывчатку. По этой причине и Макарушкин оставил свой пистолет внизу. Но Макарушкин и без пистолета в ближнем бою…

Первый вариант отпал сам собой. На кухне, куда привел Адама растерянный старик, сидел наголо бритый здоровила в майке и растянутых трениках.

– Познакомьтесь, – Град ни с того ни с сего перешел на светский тон, – это мой сосед. Сверху. Вадим Петрович Сергеев. Шофер.

– Липовецкий, – буркнул Адам, удивившись мгновенно вспыхнувшей неприязни к этому типу.

Здоровила тоже, кажется, удивился. Интересно, а чего он ждал, с такой мордой, подумал Адам – и тут до него дошло. У здоровяка было идеально правильное лицо, которое не могли испортить ни нависшие черные брови, ни нелепые щегольские усики. И наголо бритый череп был матово-загорелый, без той синевы, которая отличает любого бритого брюнета… На столе стояла только пепельница, полная окурков.

– Видите ли, Вадим Сергеевич, – торопливо заговорил старик, – мне, говорят, в больницу надо ехать.

– Надо так надо, – участливо сказал марцал. – Вы не беспокойтесь. Я вас подожду.

Старик выдохнул.

– Две минуты у меня есть? – спросил он. Адам посмотрел на часы. До начала штурма оставалось восемь минут.

– Конечно, – легко согласился он, и старик убежал. Дверь в комнату открылась и закрылась.

Марцал молча смотрел на Адама. Тот в ответ улыбнулся, неловко переступил с ноги на ногу.

– С вашего позволения, Сергей Вадимович… я тут удобствами?..

Санузел был совмещенный. Адам выждал несколько секунд, спустил воду и принялся шумно мыть руки. И с мокрыми руками быстро прошел в комнату.

– Дмитрий Николаевич, полотенца не найдется? Ой, совсем забыл, супруга ваша просила ещё белья захватить и, … черт, как же это, а, масло детское, и еще…

Он импровизировал на ходу, а сам осматривал полутемную проходную комнату. Ничего похожего на хреновину, описанную Барсом. А во второй комнате?

Адам не успел туда заглянуть. Старик, полностью одетый, появился на пороге, тщательно закрыл за собой дверь и приказал: