Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур

— Немного, — честно признался Актёр, — Выступать перед толпой всегда волнительно. Я боялся того, что меня могут не услышать, что сорву голос раньше времени... До сих пор немного хриплю, слышите? Мне было страшно за подругу, за ещё трёх друзей, которые находились там же. От неизвестности. Алексей только написал мне, что будет суд и ничего больше. Я до последнего не знал, что там происходит.

Кофе кончался быстро, но у Дмитрия — быстрее. Складывалось впечатление, что он то ли нервничает, то ли просто куда-то торопиться. Актёр внезапно заволновался — а если отвлёк человека и он просто хотел задать пару вопросов на улице под запись, а не отказал из-за большого желания к проведению интервью? Ведь, в какой-то степени — звездой он стал. Пусть и не тем путём, как мечтал и не тем, совершенно, способом.

— Вы не против, если я поделюсь ещё одной вещью?

— Конечно, — Дмитрией кивнул.

Актёр тяжело вздохнул, откинулся на спинку стула.

— Это относится к личной жизни и, пожалуй, университету. Я учусь... учился, простите, в театральном. В этом году должен был закончить. Мне обещали хорошее будущее, хвалили, говорили — талант! — он с издёвкой хмыкнул, — Но вот вам обратная сторона: каждый год я отдавал около ста — ста пятидесяти тысяч русских рублей только для того, что бы сдать зачёты. Нет, не потому что не учил, не старался... Я делал это — бесспорно. Просто мне открытым текстом говорили, что не станут ставить высокий оценки просто так.

Он выждал небольшую паузу, допил кофе и с звонко поставил пустую чашку на блюдце.

— И я отдавал. Зарабатывал как мог, не спал ночами, мыкаясь по подработкам. Учится у нас в универе — это ад. Куча факультативов, дополнительных занятий, который как бы не нужны, но без них ты быстро отстанешь. Как итог — я приходил на пары утром и уходил, зачастую, глубоко под вечер. По дороге до дома — читал. По дороге до учёбы — читал. По дороге к друзьям в выходные — читал. Я все время учился, старался стать лучше, а в итоге выходило, что зря. Даже самая грязная бездарность могла бы сдать, если только заплатила. И меня это бесит. Лицемерие — бесит.

«Всё серьёзно» — Актёр сжал челюсть на миг.

— Я не хочу быть лицемером. Мне предлагали выступать на дне рождения у олигарха — обещали хорошо заплатить. Но там нужно было восхвалять Единое Государство, говорить, что оно без изъянов и вот, он! Он — олигарх, честный его гражданин, судимый несколько раз по различным статьям, но так и не отправленный в тюрьму — пример для других не честных граждан! Я не смог. Отказался. В универе приходилось говорить высокопарный речи на мероприятиях... Тогда я ещё за что-то цеплялся и надеялся, что на этом все закончится. Не закончилось. И никогда не закончится такими темпами.

Актёр замолчал, чувствуя давление в груди — всё-таки разволновался. Ноги даже слабо подрагивали и руки. По губам пробежала усмешка.

— И да простят меня все, кто говорит что война — это страшно. Но она необходима. Революция необходима. Возможно, не в истинном своём ужасающем величии, но хоть какая-то. Правительство обязано пойти на контакт с народом иначе бури не миновать, а бежать с корабля некуда. Только на дно. А кому туда хочется?

«Тебе, очевидно... Еблан»  

— И да сейчас— не боишься?

— Ни капли, — Актёр широко улыбнулся, — Вы, я вижу, куда-то торопитесь.

Дмитрий смотрел постоянно то на него, то на часы, то и вовсе за окно. Внимание к нему проявлял и то ладно — парень был этому бесконечно рад. Подобное он никогда никому не говорил. Только Даше — один раз. Закончилось все страшным скандалом, её слезами и трясущейся спиной. А с друзьями... они и сами всё всегда понимали, говорить было незачем.

— Есть такое, — виновато сказал журналист, — Я и не рассчитывал, что ты окажешься настолько открытым к диалогу. Обычно персоны, подобные тебе, более замкнуты.

— Можете считать, что я, во всей этой истории — связь с общественностью.

Они расплатились, пожали друг другу руки. Дмитрий направился, пряча визитку в нагрудный карман, по своим делам, а Актёр — по своим. Нужно было успеть добраться до метро, минуя час пик. Трястись в вагоне, ощущая себя сильной в банке ужасно не хотелось. Потому он ускорил шаг.

— И чего это я волнуюсь? Вроде все нормально прошло. Он, вон, даже понял может что-то... Сука. — Актёр закурил, отвёл руку в сторону, когда мимо прошла женщина с ребёнком, — Почему?

И пошёл ещё быстрее. Ему внезапно захотелось совсем побежать. Может, так сказывалось тоже самое волнение? В таком состоянии человеку всегда нужно движение.

Метро — как отдельное испытание. Пересадка, томительное ожидание. Актёр постоянно хмурился, кусал губы, озирался по сторонам, всматривался в лица. Хмурые, уткнувшиеся в смартфоны и наушники. Ничего из ряда вон не выбивалось, кроме этого самого волнения.

«Что за чёрт? — нервно думал он, — Эй, тебе спокойно?»

«Не очень», — откликнулся Голос.

«Давление, наверное... — решил Актёр, — Кофе, иногда бывает, что подскакивает — тоже трясёт. Приеду домой, нужно будет измерить и выпить таблетку. У Дикого, вроде, было чем...»

И тут же запнулся об эту мысль, сильнее сжав поручень. Имя не приятно кольнуло под сердцем. Или правда кольнуло — физически? Актёр не понял.

К дому буквально летел. Вертел телефон в руках, силился позвонить кому-нибудь, чтобы успокоится. Просто слушать чей-то голос. Это походило уже на паническую атаку и Актёр этой мысли пугался. Главное добежать до спасительных стен, пока не хватануло конкретно. А там друзья — Герасим будет твердо смотреть в глаза, опустив руки на плечи, Изабель рядом, Алиса, Доктор... Последний будет заваривать чай — странно пахнущий, но успокаивающий лучше любых таблеток.

«Эй, дружище, спокойно, дыши ровно, — решил проявить неподдельную заботу Голос, — Всё хорошо, слышишь? Вспомни что-нибудь хорошее. Помнишь, как первый раз пошёл в театр? Тогда ещё мать была нормальной, улыбалась добро так и брат совсем маленький. Стены с колоннами — помнишь? Дыши, дыши...»

Актёр помнил. Восторг, почти щенячий. Уцепился за него, как утопающий за спасательный круг.

«Помнишь её духи? Сладкие, ими пахло её пальто. Брат сейчас в колледже... Вы смогли, вы вылезли..»

Голос и его собственные мысли путались, срывались. Актёр уже нервно смеялся, а дыхание спирало, тянуло болью. Физической болью.

«Всё-таки паническая» — с ужасом думал он, трясущимися руками прикладывая магнитный ключ к домофону и взлетая по ступенькам на подкашивающихся ногах. У самой двери, не дошёл четыре ступеньки, пошатнулся, схватился за перила и захрипел, сжав горло. Воздуха совсем не осталось, а желудок находился там же, где учёба в универе — в Аду. Его толи крутило, то ли просто жарило на раскалённой сковороде, а может быть и все вместе. Во рту пересохло.

— Блять, — прохрипел он, огромным усилием заставляя сделать себя шаг и не выронить ключи. Голос, кажется, что-то говорил, но Актёр не мог разобрать. Все мысли заняла одна только боль и страх, сжавшийся змеёй в груди. Он впивался острыми зубами, рвал вместе с мясом. Три ступеньки, плывущий мир перед глазами и головокружение. Скрежет замка — он попал не с первого раза, но судорожно всё-таки провернул два раза, рванул дверь на себя и повалился на пол, откинувшись на спину. К горлу подкатывала противная, невыносимая тошнота, конечности отказывались подчиняться.