Пленница былой любви - Бетти Махмуди

– Поезжай в Детройт и найди какую-нибудь работу! – не выдержала я.

Муди резко повернулся и посмотрел на меня. Ему не понравилось, что я поднимаю голос. Секунду он колебался, не зная, как поступить в такой ситуации.

– Нет, – ответил он кратко и решительно. Затем быстро вышел из комнаты.

Мой взрыв привел к тому, что депрессия Муди приобрела новую форму. Беспрерывно он повторял, что есть единственная причина всех его настоящих и прежних проблем:

– Меня отстранили потому, что я иранец. Если бы я им не был, то никогда бы этого не произошло.

Несколько врачей в клинике были по-прежнему на его стороне. Время от времени они заходили и в частной беседе выражали обеспокоенность состоянием Муди.

Я умоляла, чтобы он обратился к психиатру.

– Я знаю больше их. Они мне не помогут, – отрезал он.

Никто из приятелей и родственников не знал, какие большие перемены произошли в личности Муди. Из-за нашей трудной материальной ситуации мы перестали общаться с приятелями.

Я нашла работу на полставки в адвокатской конторе. Муди злился на меня. Он считал, что место его жены – дома.

Его настроение ухудшалось с каждым днем. Его любовь была ранена профессиональным поражением. Он воспринимал это как оскорбление своего мужского достоинства. Желая отыграться, он требовал, чтобы я приходила днем с работы домой и готовила ему обед – таким образом он пытался вернуть себе доминирующее положение. Я согласилась выполнить это его идиотское желание отчасти потому, что хотелось смягчить его, но еще и потому, что под влиянием событий последних месяцев я утратила уверенность в себе, была подавлена. Уже было непонятно, кто какую роль играет в нашей семье.

Днем я часто заставала его в халате. Он ничего не делал, за исключением мелочей, связанных с заботой о детях. Приготовив еду, я спешила обратно на работу. Вечером я находила на столе грязную посуду с едва тронутой пищей. Мой муж привык лежать на диване. Он просто прозябал в безделье.

«Если он злится из-за того, что я работаю, – говорила я себе, – то почему сам ничего не делает?»

Эта странная ситуация продолжалась более года. В то время как моя профессиональная жизнь приносила мне все больше удовлетворения, в личной жизни я ощущала нарастающую пустоту. Работа, которая вначале предполагалась как временная, стала вскоре занятием, требующим все больших усилий. Моей заработной платы было, разумеется, недостаточно для того, чтобы вести прежнюю жизнь, а поскольку сбережения наши иссякли, я потребовала, чтобы Муди продал наш чудесный дом.

Я повесила на доме объявление о его продаже и ждала, что из этого выйдет. Если повезет, не нужно будет платить гонорар посреднику по торговле недвижимостью.

Время шло. Муди говорил, что несколько пар приходили осматривать наш замечательный дом, восторгались видом на реку, но не сделали никаких предложений. Я подозревала, что или Муди специально их отговаривал, или их пугал вид неряшливого, опустившегося человека.

Однажды вечером Муди вспомнил, что какой-то семье очень понравился наш дом и что эти люди придут завтра, чтобы еще раз взглянуть на него. Я осталась дома.

– Нам нравится дом, – сказал мужчина, – но как скоро вы могли бы освободить его?

– Какой срок устроил бы вас?

– Две недели.

Это несколько нарушало мои планы, но они готовы были учесть ипотеку[14]и выплатить нам разницу наличными. После всех оплат у нас в кармане оставалось бы более двадцати тысяч долларов, а деньги нам были очень нужны.

– Я согласна.

Когда Муди вернулся и узнал, что все уже решено, он пришел в бешенство.

– Куда мы можем переехать за две недели? – возмущался он.

– Нам нужны деньги, – решительно настаивала я.

Мы долго спорили, в основном о переезде, но при этом высказывая давно накопившееся недовольство друг другом. Борьба была неравной, потому что у Муди уже почти не было сил для такого спора. Он предпринимал слабые попытки вернуть то, что, по его мнению, составляло его авторитет как главы семьи, но мы оба точно знали, что он уже давно смирился.

– Это ты виноват в том, что с нами произошло, – говорила я. – Если будем ждать, то можем вообще потерять покупателей.

Я вынудила его подписать договор о продаже.

Следующие две недели я была очень занята. Я пересмотрела все шкафы, шкафчики и ящики, упаковывая остатки нашей жизни в Альпене, хотя не имела понятия, куда с этим деваться. Муди не помогал мне.

– Упакуй, по крайней мере, свои книги, – сказала я.

Он не шелохнулся.

У него была огромная библиотека, состоящая из медицинской литературы и мусульманских пропагандистских изданий. В один из дней я дала ему картонные коробки и потребовала:

– Упакуй свои книги сегодня же! Вернувшись с работы после напряженного дня, я увидела его сидящим безвольно в халате, небритого и неумытого. Книги по-прежнему оставались на полках. Я взорвалась:

– Сегодня же ночью упакуй свои вещи! Завтра ты сядешь в машину и поедешь в Детройт! И не возвращайся домой, пока не найдешь работу! С меня уже хватит! Я не собираюсь жить так, как сейчас! Ни минуты больше!

– Я не могу получить работу, – заскулил он.

– Ты даже не пытался.

– Я не могу работать, пока меня не восстановят в клинике.

– Тебе не обязательно работать анестезиологом. Ты можешь заняться терапией.

Он был подавлен.

– Я не практиковал много лет, – говорил он покорно. – Я не хочу быть терапевтом.

Сейчас он напоминал мне Резу, который не соглашался ни на какую работу ниже должности председателя фирмы.

– Есть столько вещей, которых ты не хочешь делать, а я должна! – произнесла я с нарастающим гневом. Ты – лентяй. Ты пользуешься ситуацией. Конечно, ты не сможешь найти работу, сидя дома. Тебе нужно выйти и осмотреться вокруг. Сама работа не упадет с неба. А сейчас убирайся и не возвращайся, пока не найдешь работу! Или ты найдешь работу, или… – слова эти вылетели прежде, чем я поняла, что говорю, – или я разведусь с тобой.

У него не было сомнения в серьезности этого ультиматума.

Муди поступил так, как я того требовала. И уже назавтра он позвонил из Детройта и сообщил, что нашел работу в клинике. Он должен был приступить к ней в ближайший понедельник после Пасхи.

«Почему, – думала я, – нужно было ждать так долго? Почему раньше я не настояла на своем?»

Конец недели перед Пасхой 1983 года был наполнен лихорадочной суетой. Мы должны были покинуть дом в Страстную пятницу, а Муди начинал работу в Детройте в понедельник. До среды мы не смогли найти квартиру. Это было напряженное время, но я чувствовала удовлетворение: по крайней мере, что-то делалось.