Ричард Длинные Руки - бургграф - Гай Юлий Орловский

Смерть не исправит преступника, на чем настаивают всякие там тупорылые гуманисты, зато предостережет сотни и тысячи других, кто хотел бы, но... А тем более такая жуткая смерть. Каждый, кого распирают дурные гормоны, тут же протрезвеет и предпочтет уговорить какую-то податливую шлюху, чем изнасиловать хотя бы нищенку. Ведь и у нищенки может отыскаться безжалостный мститель.

Женщина лежит всё так же на боку, спиной ко мне. Я прошел было мимо, но оглянулся: смазливая бабенка, какого хрена связалась с таким уродом, у которого ничего, кроме денег. Даже в постели, теперь вижу, вряд ли был орлом, очень даже вряд ли...

— Если не ошибаюсь, — спросил я шепотом, — ты и есть жена Теодора-булочника?

Она радостно закивала головой.

— Хороший человек, Теодор, — сказал я, — хороший...

Приблизив окровавленный меч к ее горлу, я сказал негромко:

— Сделаю я доброе дело... Оборву твою подлую жизнь, освобожу этого хорошего человека от такой дряни.

Ее глаза расширились от ужаса, я слегка нажал, но тут же убрал меч. Если следовать простейшей логике, то как раз и подумают на Теодора. Мол, проследил за женой, пробрался в их спальню и убил обоих... Конечно, Бриклайт будет знать, кто убил на самом деле, но и Теодора повязать могут, могут...

Со вздохом я пошел к двери, старательно обходя ловушки. Подумал с безнадежностью, что эта блудливая тварь обязательно расскажет, что я каким-то образом чую ловушки и обхожу, так что этот мой секрет будет раскрыт, на одно умение у меня, считай, меньше...

У самой двери услужливая память приподняла лицо священника и его слова, что Теодор с двумя подручными выехал в села закупать зерно и пробудет там суток трое-четверо. Вот этим и воспользовалась жена, тут же оказавшись на эти три-четыре ночи в постели Рунтира...

Да, но это значит, что у Теодора полное алиби! Я обернулся, сорвал со стены тяжелый метательный нож и бросил, вкладывая всю силу и умение. Нож дважды кувыркнулся в воздухе, затем чмокающий удар и легкий треск, с каким пробивает тонкие кости. Лезвие погрузилось в висок почти по рукоять, я отвернулся и вышел.

Бешенство испарилось, во всём теле смертельная усталость, но ни капли раскаяния. Никак не чувствую, что жизнь человека — священна. Тем более любого. Половину населения этого города я вообще бы утопил в говне. Причем сбросил бы в такую яму, чтобы говна по грудь, не выше. Чтобы стояли и начинали понимать, что как жили, так и умрут. Чтоб долго стояли, пока ноги держат...

Черт, ну почему я такой злой? Ведь умом же понимаю, что не все сволочи!.. Впрочем, Господь тоже понимал, что не все в Содоме и Гоморре — пидоры, там были даже праведники, но всё-таки сжег на фиг...

У Вильда самый просторный дом. Почти не уступает по размерам отцовскому, к тому же Вильд часто ночует в родительском, а я не знаю, где он сейчас. Да и небо уже светлеет, скоро в небе загорятся облака, заискрятся золотом зубцы на городской стене, а как известно, у дневных хищников шансов меньше, чем у ночных.

У деловых горожан глаза нацелены вперед и по сторонам, даже оглядываться некогда, можно выгоду упустить, потому я взобрался на крышу одного из домов, а они все вплотную, так что передвигался поверху, никто не увидит.

Вильд чаще всего окружен своими головорезами, с крыши можно стрелой, уж по такой цели не промахнусь, но я не механизм, для которого главное — поразить цель. Я хочу увидеть эту сволочь лицом к лицу, убить так, чтобы все насильники призадумались и присмирели. Как бы ни бурлили гормоны, но мысль о том, что за это могут вырвать гениталии — отрезвит любого. На насилие решаются только тогда, когда уверены в безнаказанности.

Утром он проехал так близко, что я мог бы дотянуться концом копья, если бы оно у меня было. А так я долго провожал взглядом его фигуру, он на коне, справа и слева закованные в добротное железо молодцы. Впереди двое на резвых конях, еще двое прикрывают тыл.

Я оглянулся, вроде бы есть куда отходить и где ускользнуть, торопливо сорвал с плеча лук и, наложив стрелу, натянул тетиву. Вильд уже почти на пределе дальности, к тому же еще миг, и скроется за поворотом, я отпустил стрелу, держа в сузившемся поле зрения левое ухо Вильда.

Стрела ударила с такой силой, что, прочертив кровавую полосу слева по голове, срезала ухо начисто. Вильд закричал, хватаясь за пораженное место, испуганный конь встал на дыбы. Со всех сторон началась суматоха, слышались крики и ржание, цокот подков. Я как можно быстрее перескочил на другую крышу и побежал в личине исчезника, держась тени и прячась за трубами.

Очень не скоро дом, с крыши которого я выпустил стрелу, окружили всадники. Один оставил коня и, став на седло ногами, уцепился за край крыши. Мускулы, ослабленные беспробудным пьянством, едва-едва позволили ему втащить тяжелую задницу наверх, там распластался и долго лежал, отсапываясь.

Другие орлы благоразумно побежали искать лестницу. Я посидел еще чуть, прячась за трубой, но при таких темпах расстояние в десять домов, что нас разделяет, — это полдня для таких героев, поднялся и удалился, почти не скрываясь.

Весь день я присматривал за домом Вильда, но вечером повезло: он вышел на балкон с одним из своих телохранителей. Разговора я не слышал, но хорошо рассмотрел, что левая сторона головы замотана в чистые тряпки, через которые всё еще проступает кровь. Зато правое ухо торчит вызывающе оттопыренное, привлекая всё внимание.

Это подало идею, я снова снял с плеча лук, прикинул расстояние, вроде бы достану, задержал дыхание и заставил изображение приблизиться. Стрела сорвалась с тетивы, больно ударив по пальцам даже сквозь перчатку, но я неотрывно смотрел на ухо, держал взглядом именно то место, откуда оно торчит...

...И стрела послушно ударила в указанное место. Ухо повисло на жилке, половину головы сразу залило кровью. Вильд еще хватался за рану, вопил, как кто-то обхватил его сзади руками и уволок в комнату.

Едва они исчезли из виду, я поспешно убрался с удобного места, скоро здесь окажется толпа горластых с мечами, соскользнул по лестнице и, не убирая ее, смысла нет скрывать явное, бросился проходными дворами на соседнюю улицу. Там перешел на шаг, заглянул в одну из мясных лавок, переждал топот на улице, когда группа вооруженных дважды пробежала туда-сюда, купил полбарана и вышел очень довольный покупкой, громко заявляя, что здесь и хорошее мясо, и свежее, и продает хозяин дешево.

В мою сторону даже не смотрели, подозревая нанятого зазывалу, так что без помех и лишних взглядов выбрался на другую сторону базара.

А срез два часа я поднялся на старую зубчатую башню, что над старым замком. Верх залит лунным светом, внизу полная темень, но эта башня первой в городе вспыхивает под утренним солнцем, и тогда выглядит не каменной, а выкованной из сверкающей меди.

Я сильно продрог, проведя и эту ночь без сна, зато с башни высмотрел всё, что поможет ориентироваться на местности, устал, перемещаясь с места на место, ищейки Бриклайта методично обшаривают квартал за кварталом. Приходилось не просто переходить из одного в другой, но и предпринимать чудеса изобретательности, чтобы обхитрить колдунов, умеющих улавливать присутствие врага на расстоянии сотни шагов.