Мир, где тебя нет - Марина Дементьева

Мальчик вскрикнул во сне и открыл глаза.

— Мама правда ушла насовсем? — прошептал он, спросонок не удивившись присутствию отца.

— Правда, — тихо ответил Лар.

Ларант кивнул, садясь в постели. Тёмные, почти как у отца, глаза щурились на огонь в очаге. Глядя в сторону, он почти безразлично произнёс, не вопросом, уверением:

— И ты тоже уйдёшь.

Раны, голод и борьба, костры в ночи и дым, уносящий души близких. Кровь Сантаны на жертвенном камне, чёрные маки и колыбельная Рика. Исковерканная любовь Сунтины. Дорога в Антариес и горение заживо. Все его потери, долги и зароки...

Ребёнок, его ребёнок смотрел мимо, и кулаки его сжимались от совсем не детской боли.

"Он ещё не потерян для меня. Я успею", — сказал себе Лар.

— Уйду. Когда-нибудь. — Он взял сына за плечи, удержал непримиримый взгляд. — Но я клянусь тебе: я задержусь так долго, насколько хватит сил.

...Князь ушёл в Антариес, когда Ларант уже носил оружие и говорил наравне с отцовыми ближниками. Его имени суждено было остаться в тени Аваллара, но у Ларанта было своё предназначение, и свой долг он исполнил. Город-крепость Сантана была достроена при нём, в его правление сила Закатного княжества упрочилась, его границы раздвинулись и укрепились. Начиналась история нового народа, история Великих князей с запада. Набирал силу Телларион, город-страж, колыбель магии. Вслед за ним вырастали города-побратимы. Был дописан закон и выкован Серебряный престол. Дело Аваллара продолжало жить. Настали мирные времена, но раны, нанесённые тёмной эпохой, оставались свежи. Родилось поколение, знавшее князя по балладам и легендам. И оставались те, кто просто помнил: брата, друга, отца.

***

С треском догорела так и не погашенная свеча.

— Расскажи, — требовательно произнёс Грайлин, глядя, как завивается чёрный дым. — Всё, чего я не мог видеть.

— Всё, о чём смолчали книги, — косо усмехнулся Демиан. И заговорил.

— ...предсмертное проклятье? — встрепенулся Грайлин. — Скверно, куда как скверно... Однако...

— Раздумываете о возможности избавить меня от этой неприятности, — осадил колдуна Магистр. — Это проклятье — не что иное как памятное для нас обоих Чёрное пламя. Хезальту удавалось сдерживать его влияние на протяжении долгого времени. Очень долгого, мэтр Грайлин. Но эта сила устроена так, что способна питаться любыми проявлениями тёмной стороны духа. Она прожорлива и непривередлива. Гнев, страх, ревность, даже тоска — всё идёт в ход. Если пищи нет, она вызовет нужные чувства и станет сильней. Вы были свидетелем медленной болезни Магистра. Его борьбы. Теперь это происходит со мной. И становится всё сложней сдерживать их.

— Ты говоришь... ты говоришь, этих тварей, эту лавину плотоядной саранчи возможно подчинить своей воле? Однажды ты пытался... — голос Грайлина пресёкся, и его слова осыпались пеплом.

— И сделал это снова. Я добился отсрочки, но не победы. И к чему привела эта отсрочка? — Шелестящий голос Магистра напитался силой. — Крепости в запустении, законы преданы забвению. Магов уподобили пугалам для толпы, пиявкам, высасывающим из земель чёрную десятину, потому что сами мы не сеем и не жнём. Даже Телларион наполовину пуст, и я посылаю на смерть мальчишек. Такова цена благодарности Предела за тысячелетнее затишье. Ради этого я заключил в своей душе погибель Предела и забрал за Грань.

Грайлин содрогнулся. Демиан... Аваллар поведал ему единственному, о чём молчали хроники Предела. И тренированное воображение книгочея пасовало.

— Это... это хуже Бездны, какой её рисуют жрецы...

— И довольно скоро я стал грезить о ней, как праведник о Выси. Скоро... времени не стало. Мгновение равнялось вечности, а может, наоборот. Для мухи, застывшей в янтаре, это не имеет значения. Оказывается, душа имеет пределы прочности. Для этой субстанции мирские соблазны ничто, когда она вне тела. Душа не гневается, не завидует, в неё не заронить ненависть. Но и её можно запытать, уничтожить. Однажды настал момент, когда я подошёл к черте. К черте, за которой от меня бы не осталось ничего. И ещё прежде не осталось сил загонять нечисть по норам. Тогда то, что осталось от Чёрного пламени, вернулось в Предел, и проклятие Магистра Йомина стало ему лазейкой. Тогда тому, что осталось от души Аваллара, пришло время возродиться в Демиане.

— Даже слушать невмоготу, — выдавил Грайлин. — Но что ж теперь? Хезальт боролся на протяжении десятилетий, пока Пламя не выжрало его изнутри. Неужели тебе не под силу то, что удалось ему?

— На протяжении десятилетий Хезальт выкармливал Чёрное пламя, — устало усмехнулся Демиан. — Сейчас оно сильнее, чем было тогда... в Антариесе. Оно как огненная воронка, и оно хочет жрать. Я постоянно слышу его, его голод становится моим. В любой миг я могу превратиться в Безумного Магистра, но много хуже предыдущего. По эту сторону Грани моя борьба почти окончена. Прихватить скверну с собой — не самое слабое утешение?

— Ты не сможешь, — со страшной уверенностью выдавил Грайлин. — Так... нельзя. Твоя душа истерзана в клочья, она исчезнет, если ты вновь пойдёшь против установленного порядка вещей. Позволь прожить себе жизнь, уйти за Грань и дождаться нового рождения. Быть может, когда-нибудь твои шрамы исчезнут. Но не прежде... Это страшнее горения в Бездне, это абсолютное ничто. Не допусти для себя окончательной гибели.

— Я сделал это однажды и сумею повторить. — Демиан не смотрел в умоляющие глаза наставника. — Мне по силам это, так что же? Промедление дорого стоит. Я могу выиграть время.

— Предел объединится. Совместно мы отразим удар. Довольно, будет с тебя, Лар...

— Что это, Гисбранд? Надежда на третий путь?

— Да хоть бы и так? — с горячностью воскликнул старый маг. — Видишь, даже я ещё способен верить. Не отворачивайся от жизни, мальчик мой...

Шальная мальчишеская улыбка осветила лицо Магистра. Он подошёл к Грайлину и встряхнул его за плечи. Старик в лихорадочном волнении обнял его.

— Последний долг мага — продать свою жизнь как можно дороже. Этому учили ваши рассказы, первые книги, которые вы велели читать. Эта правда с детства была моей правдой, ваша вера стала и моей верой. И вот от исполнения этого последнего долга меня отделяет единственный шаг, а я наконец хочу жить.

(Телларион. Конец зимы 992-го — начало весны 993-го)

Дням следовало вести особый, кропотливый счёт. Никто не замечал времени, сутки и недели исчезали, словно канувшие в Бездну. Объединённые силы учились взаимодействию, неприспособленные к боям с потусторонним противником. Союзников натаскивали маги из командного звена. Приходилось постоянно выкручиваться, изобретать новые методы на ходу, словом — работать с тем, что дали.

Методы почти тотчас приходилось опробовать на практике. Так тяжеловооружённую и немобильную пехоту гномов удалось успешно задействовать в схватке с крогами, а затем и с расплодившимися гулями: бронированный отряд оказался попросту не по зубам мелким нечистикам. С крогами пришлось сложней, твари успели серьёзно ранить нескольких бойцов, пока их гвоздили клевцами* и поливали алхимическими горючими составами.