История одного преступления. Потомок Остапа - Андрей Акулинин

– Ой, – весело сказал он. – Я почувствовал его. Это точно мальчик. Мужик ревнует.

Надежда погладила живот и нежно произнесла:

– Сынок, это же твой папа. Не серчай.

«Еще чего», – подумал Левин и стал гладить «гусиную» кожу ягодиц, запускать средний палец в расщелину между ними.

Беременность не располагала к глубоким проникновениям, и он находил и гладил эрогенные места, доставляя Надежде острое наслаждение. Она извивалась, постанывала и дрожала, не оставаясь в то же время пассивной. Ее мягкая рука обхватила напряженную плоть и стала ее массировать, пока партнер не вцепился в ее густые волосы, а потом словно боевой пловец нырнул вниз, прижался губами к жестким волосам и провел языком там, где соединялись гладкие бедра.

Надя была вынуждена до боли прикусить нижнюю губу и прошептать:

– Подожди…

Она слегка оттолкнула его от себя и легла на спину, а он сел перед ней на колени и зарылся лицом в нежные складки, ощущая языком чуть солоноватую плоть.

Через какое-то время ее распластанное тело неожиданно напряглось, бедра сильно сдавили голову и она, не в силах преодолевать блаженство, застонала. И тут же оттолкнув его, сжалась в комок, несколько раз судорожно сокращаясь.

– Теперь давай ты, – когда смогла расслабиться, произнесла она и взяла на себя роль ведущего, пока теперь уже Левин не застонал…

Н-ск, квартира подполковника Калинина, 3 декабря 2002 года, 22 часа 15 минут

Как-то мне в руки попалась книга-эссе под названием «Опыты» французского философа Монтеня.[50]В ней я прочитал такие строки: «Раз мы ненавидим что-либо, значит, принимаем это близко к сердцу». Сегодня я неожиданно ощутил силу его афоризма на себе. Получилось это случайно. Я готовил документы, свидетельствующие о противоправной деятельности Левина для передачи их следствию. Обычная процедура для оперативных подразделений правоохранительных органов и спецслужб. Получив в свое производство документы, следователь изучает их и приходит к одному из трех выводов: возбудить уголовное дело, отказать в возбуждении или передать по подследственности в другой правоохранительный орган. В моем случае это была сущая формальность. Решение уже было принято. Оставалось за малым, все обобщить и разложить по полкам. Я так и делал: обобщал и раскладывал, пока в руки не попали материалы оперативно-розыскного мероприятия ПТП, больше известного как «прослушка» телефонов. Даже уехав из Н-ской области, Левин остался верен себе, продолжал одурачивать народ. Делал он это искусно, с размахом. Залезал в душу к человеку, копошился в ней, оставляя дерьмо, и уходил, вытирая об нее ноги. «Мразь», – сказал я и поймал себя на мысли, что ненавижу его. Осознал это так отчетливо, что почувствовал неприятный холодок в левой стороне груди. Для меня это было откровением, ведь за всю мою жизнь я ни разу раньше не испытывал подобного, даже на войне в непосредственном боестолкновении с неприятелем. Я видел в прорезь прицела своего подергивающего от стрельбы автомата, как замирает враг, как он падает, но не испытывал ничего такого, что испытываю сейчас. «Врагов надо ненавидеть! – учили меня в военном училище. – Ненавидеть и уничтожать!» Уничтожать я научился сразу, а ненавидеть… До сегодняшнего дня – нет!

Ненависть позволяет перебороть усталость, не чувствовать ее до поры до времени. Ведь она своего рода допинг, но работать на ненависти, так же, как и жить на допинге, опасно, того и гляди, «сорвешься с катушек», и тогда нечаянно-негаданно появятся чрезмерная подозрительность, вспыльчивость, желчность и еще бог знает что – атрибуты профессиональной деформации характера. Постоянное нервное и физическое напряжение, отрицательные эмоции, жалость к потерпевшим – все это, наслаиваясь одно на другое, не проходит бесследно для здоровья. А что делать?

Ответ на этот вопрос напрашивается сам собой: «Надо скорее пресечь его противоправную деятельность, привлечь к уголовной ответственности и забыть». Этим я и займусь в самое ближайшее время…

г. Н-ск, управление ФСБ 4 декабря 2002 года, 9 часов 15 минут

Хоть и говорят, что статистика – от лукавого, но, как и в любой бюрократической системе, ее боготворят. Инспектора, периодически появляющиеся с проверкой, первым делом прибегают к ней, сравнивая ими же придуманные показатели с прошлыми периодами и с аналогичными показателями подобных структур в других регионах. Однако те, кто как раз эту самую статистику и делают, относятся к ней с пренебрежением, называя ее не иначе как «портянка». «Портянки» в российских спецслужбах появлялись и раньше, в бытность КГБ, но как-то не приживались, и в скором времени о них забывали, как о страшном сне. Хотя, чего греха таить, «портянка» – их детище, о чем свидетельствует книга легендарного разведчика Кима Филби[51]«Моя тайная война», в которой он повествует, как с помощью этой самой статистики и многочисленных планов сумел парализовать деятельность МИ-6[52]на советском направлении.

Старший следователь по особо важным делам н-ского УФСБ майор Грузин Сергей Васильевич об этой «портянке» совсем не думал, когда выносил постановление о возбуждении уголовного дела в отношении гражданина Левина, потому что следствие в спецслужбах – единственная организация, которая плевала на статистику. Сработали опера – нате вам уголовное дело, а не сработали – «следаки» курят бамбук и словно казаки готовятся к войне. Кто на что учился! Хотя, если «каша заварится», надо отдать им должное – работают денно и нощно, не щадя живота своего.

Именно эта предстоящая работа заставила Грузина резко изменить свои планы на будущее. Год прошел, а отпуск он так и не отгулял. Хоть декабрь и не самый лучший период для полноценного отдыха, но, как говорится, на безрыбье и рак – рыба: в УФСБ поступила долгожданная путевка в ведомственный санаторий, расположенный у Кавказского хребта. Жена купила билеты, упаковала чемоданы и уже села на них, как пришла нерадостная весть: отпуск переносится на неопределенный срок. То, что он переносится, это еще полбеды, можно и потерпеть, а вот как быть с путевкой, ее никак не перенесешь: пшик, и она сгорела. Беда, одним словом, хоть волком вой. Что, в общем-то, жена и делала, а заодно проклинала мужнину работу, чтоб ей неладно было. У Сергея Васильевича на душе было, как у алкоголика с утра: выворачивало. Но он терпел, вспоминая недобрым словом и подполковника Калинина, и его объекта – Левина, а заодно своего наставника, давшего в свое время зеленый свет его чекистской карьере.