О, счастливица! - Карл Хайасен

– Потрясающий.

– Еще какой. – Как интересно, думала она, что всю погоню он так спокоен, почти расслаблен. А вот ничегонеделание, сидение в ожидании, похоже, выбивало его из колеи.

Когда Джолейн упомянула об этом, Том сказал:

– Потому что мне лучше быть преследователем, чем преследуемым. А тебе нет?

– Ну, мы подобрались к этим сволочам достаточно близко.

– Именно. У тебя хорошо получается.

– Для черной девицы, ты хочешь сказать?

– Джолейн, ну хватит уже.

– Не все из нас околачиваются на улице. Некоторые действительно знают, как вести себя в лесу… или ты имел в виду вообще всех женщин?

– Вообще-то да. – Том решил, что лучше считаться шовинистом, чем расистом, – к тому же Джолейн серьезна лишь отчасти.

– Говоришь, твоя жена никогда не брала тебя никого преследовать? – спросила она.

– Что-то не припоминаю.

– И ни одна из подружек? – Джолейн уже улыбалась. Ей явно нравилось время от времени его пугать. Она нежно поцеловала его в шею. – Прости, что подначиваю, но невозможно упустить такое развлечение. Знал бы ты, как давно в последний раз в полном моем распоряжении оказывался белый парень с комплексом вины.

– И вот он я.

– Надо было нам снова заняться любовью, – сказала она, внезапно погрустнев. – Ночью надо было снова это сделать, и к чертям дождь и холод.

Том подумал, что момент для темы не совсем подходящий – особенно с бандой тяжеловооруженных психов в трех сотнях футов.

– Я уже давно решила, – произнесла она. – Знала бы точно, когда умру, – определенно позаботилась бы, чтобы мне накануне вышибли мозги.

– Хороший план.

– А мы на этом острове по правде можем умереть. Те, кого мы преследуем, – очень плохие парни.

Том сказал, что предпочитает думать позитивно.

– Но ты же согласен, – не унималась Джолейн, – есть шанс, что они нас убьют.

– Черт возьми, ну да, есть такой шанс.

– Поэтому я и хотела бы, чтобы мы занялись любовью.

– Думаю, у нас еще будет возможность, – возразил Том, пытаясь сохранять оптимизм.

Джолейн Фортунс закрыла глаза и запрокинула голову:

– Страх смерти способствует обалденному сексу – я где-то читала.

– Страх смерти?

– И, между прочим, это не из «Космо». Извини за глупую болтовню, Том, я просто очень…

– Нервничаешь. Я тоже, – ответил он. – Давай лучше сосредоточимся на том, что делать с этими козлами, которые билет украли.

Мечтательность улетучилась с лица Джолейн.

– Они не только это сделали.

– Я знаю.

– Но я все равно не уверена, что заставлю себя нажать на курок.

– Может, до такого и не дойдет, – сказал он.

Джолейн указала наверх, в мангровые ветви. В одну паутину попался крошечный, похожий на бочоночек жук. Паук медленно, почти мимоходом, подбирался по замысловатой сети к бьющемуся насекомому.

– Вот что нам нужно, – заметила Джолейн. – Паутина.

Они наблюдали, как подкрадывается паук, пока тишину не разорвал протяжный крик – не женский на сей раз, а мужской. Не менее душераздирающий.

Джолейн вздрогнула и привстала на колени.

– Господи, ну что еще?

Том Кроум быстро поднялся.

– Ну, по мне, так пусть лучше орут, чем распевают песни у костра. – Он протянул руку. – Идем. Посмотрим, что там.

Пухл не доверил отстрелить краба с руки ни Боду, ни Фингалу. Он и себе-то самому не доверял.

– Чувствую себя дерьмом собачьим, – пожаловался он.

Его убедили лечь, и через несколько минут паника прошла. Пронизывающая боль стихла до тупой пульсирующей тяжести. Вод принес тепловатый «Будвайзер», а Фингал предложил ломтик вяленой говядины. От Эмбер – ничего, ни взгляда сочувствия.

– Я замерз, – пожаловался Пухл. – Меня знобит.

Вод сказал, что рана серьезно заражена.

– Насколько я могу судить, – добавил он. Краб отхватил порядком.

– Этот хрен жив или издох? – спросил Пухл, раздраженно щурясь.

– Издох, – сказал Фингал.

– Жив, – сказал Вод.

Пухл посмотрел на Эмбер в надежде на разрешение спора.

– Не могу сказать точно, – ответила она.

– Боже, я мерзну. Кожа горит, а все остальное мерзнет.

Эмбер стащила с дерева брезент и укрыла Пухла до шеи. Этот жест его взволновал: Пухл ошибочно принял его за знак утешения и любви. На самом деле намерения Эмбер были эгоистичны: скрыть с глаз долой жилистую наготу Пухла, а заодно и отвратительного краба.

Пухл прошептал:

– Спасибо, дорогая. Попозже сходим на прогулку, как ты обещала.

– Ты совершенно не в состоянии гулять.

Фингал изрек:

– Она права, факт, – содрогаясь от мысли о них наедине.

Бодеан Геззер согрел на огне котелок кофе. Пухл начал клевать носом. Эмбер украдкой попыталась стянуть с него свои шорты, но они зацепились за хвост Пухла, и он резко очнулся.

– Нет, не смей! Они мои, бля, ты сама мне их дала! – завопил он, мотая и тряся головой.

– Хорошо, хорошо. – Эмбер отступила.

Из-под брезента показалась здоровая рука Пухла. Она подтянула шорты на нос и рот, оставив незаклеенный глаз выглядывать через отверстие для ноги.

Фингал, повернувшись спиной к Пухлу, выдохнул:

– Он ненормальный.

– Спасибо за новость, – буркнула Эмбер.

Они пили кофе, а Бодеан Геззер читал вслух из «Первого завета патриотов». Когда он добрался до раздела о происхождении евреев и негров от дьявола, Эмбер жестом остановила его:

– Где это такое сказано в Писании?

– О, там это точно есть. «Которые возлегли с Сатаной, породят от дьявольского семени его лишь детей обмана и тьмы». – Бод выдумывал на ходу. Он с неполной средней школы не раскрывал Библию.

Эмбер продолжала сомневаться, но Фингал чирикнул:

– Если полковник говорит, что оно там есть, значит, оно там есть. – Впрочем, Фингал не помнил, чтобы его фанатично переродившаяся мать ссылалась на такую убедительную строфу. Она бы такое упомянула – дьявольское семя!

Пухл поднял руку и попросил свой мешок с корабельным клеем.

– Хватит с тебя этого дерьма, – огрызнулся Бод.