Час бультерьера - Михаил Зайцев

Операция по разгрому центра началась, вероятно, едва отъехал автобус, а это означает, что у противника... то есть – у противников вряд ли было время обшарить покои имама. Один из противников появился на третьем этаже, пальнул в часового, тут и вышел в темноту коридора имам... Где же сейчас обманутый маджнуном противник?.. Сто против одного – он затаился на лестничной клетке. У него была единственная граната, он боится за свою жизнь, он ждет подмоги.

Кто напал на центр? Кто?! Кто посмел?! Возможно – ортодоксальные приверженцы ислама. Вполне возможно, кто-то из новообращенных ассасинов раскаялся в религиозных заблуждениях и предал братьев...

Вихрь мыслей, домыслов, версий, планов бушевал в голове маджнуна, пока он выпрыгивал за порог, делая вдох. Он прокричал:

– Один – налево, другой – направо, третий остается со мной! Стрелять по всему, что движется!

Он кричал, драл глотку и одновременно жестами объяснял выжившим избранным, как и чего делать на самом деле.

Понятливые федави кивали старшему, их глаза, полные праведного гнева, влажно блестели, они не могли сдержать слез, у их ног лежал мертвый духовный отец, старец-имам. А на их губах блуждали улыбки, они чувствовали близость благодатной и ласковой смерти во имя халифа, во славу Аллаха. Как могут сочетаться искренние слезы грусти, гнев и по-детски счастливые улыбки? Сие не дано понять лишенным благодати веры в богоизбранность халифа.

«Третьего», мертвого Али, труп-щит, передали маджнуну. Брат повыше ростом нагнулся, подобрал ботинок из ряда у стены и побежал направо, громко топая ногами в носках, придерживаясь центра коридорной кишки. Брат пониже и более коренастый побежал на цыпочках за высоким, побежал параллельным курсом, немного отстав, прижимаясь к стене. Маджнун, удерживая труп-щит на весу, подхватив мертвеца под мышки, прикрываясь покойником, двинулся следом, направо, еще более плотно, чем коренастый федави, вжимаясь спиной в стену, стараясь передвигаться абсолютно без всяких шумов, задерживая дыхание.

Федави повыше успел добежать до коридорного торца, в то время как коренастый остановился подле часового у дверей в покои имама.

Федави у выхода на лестничную площадку швырнул ботинок, крикнув: «Ложись!» Смешная, примитивная уловка, но все лучше, чем ничего. К тому же только что, полторы-две минуты назад, похожая уловка маджнуна сработала, так отчего бы ее не повторить?

Маджнун, прислушиваясь к звукам с лестницы, морщась от наличия воображаемой ваты в ушах и все-таки слыша, как катится по лестничным ступенькам ботинок, догнал коренастого брата. Глаза маджнуна достаточно привыкли к темноте, чтобы разглядеть часового.

Вопреки ожиданиям, часовой не валялся под дверью, убитый пулей. Часовой умер и оставался в вертикальном положении. Его пригвоздили к стене стальные болты, выпущенные из мощного арбалета. Болты пробили горло, грудную клетку и ключицы. Мертвое тело буквально висело на болтах, а самый верхний болт под подбородком удерживал голову в естественном положении. Даже если включить свет в коридоре, издалека не сразу, не в первый же момент, поймешь, что часовой висит, а не стоит, что он неподвижен потому, что мертв.

А дверь-то в покои имама приоткрыта! И это означает, что недавний вихрь мыслей в голове – пурга бесполезная! Вторжение началось задолго до того, как уехал автобус с рабочими, с отстоявшими сутки на посту полицейскими и обслугой! Рабочие еще стучали молотками под крышей, когда арбалетные болты пригвоздили к стене часового! Стук молотков помешал ему, маджнуну, старику-имаму и шестерым избранным в комнате для сокровенных бесед на этаже, куда редко кто заглядывает без особого приглашения, услышать дробь арбалетных метательных снарядов!

Рослый брат федави скрылся с глаз маджнуна, выскочив на лестницу следом за ботинком. Коренастый вытащил из подмышечной кобуры распятого часового «стечкин». Маджнун вжался спиной в стену рядом с обезоруженным мучеником, продолжая прикрывать себя трупом рыжего, повернув голову и поглядывая на сталь болтов. Маджнун никак не мог ухватить какую-то важную мысль, какую-то догадку, застрявшую у него в подсознании.

Рослый вернулся в коридор, в блеклое пятно света напротив дверей к лестнице. Развел руками, мол, докуда хватило глаз – никого. Коренастый, держа пистолет обеими руками, готовый к стрельбе, толкнул стволом приоткрытую дверь в священные покои имама. Дверь, скрипя, отворилась, и коренастый, заметив что-то или кого-то, нажал на спуск.

Вместо того чтобы выстрелить, пистолет превратился в огненный шар. Вновь шибануло по ушам, забивая их ватой. Маджнуну повезло вовремя закрыть глаза, спасая сетчатку от ослепительной вспышки. Маджнун судорожно сморгнул раз, другой и увидел коренастого брата с лицом – кровавым месивом, с двумя обуглившимися головешками на месте рук.

Патрон! Противники подменили, заменили патрон в обойме «стечкина» на нечто взрывающееся от удара бойка по капсулю! КАКОЕ ВОСХИТИТЕЛЬНОЕ КОВАРСТВО! Восторгаясь коварством противника, маджнун истерично расхохотался. Ох, напрасно некоторые лингвисты переводят слово «маджнун» как «безумец». Хотя буквоеды и правы отчасти – обычному человеку и правда трудно понять «одержимого силой», который порою действительно становится похож на сумасшедшего.

Маджнун расхохотался, словно безумец, и догадка, до того щекотавшая его подсознание, вдруг оформилась в четко сформулированную, здравую мысль: болты, выпущенные из арбалета, вошли в тело часового почти под идеально прямым углом, из чего следует, что арбалетчик стрелял, находясь практически напротив цели!

Дверь напротив покоев имама отворилась тихо и быстро, но маджнун уже осмыслил спасительную догадку, он уже ожидал этого и был готов к очередному сюрпризу противников.

За открывающейся с ветерком дверью напротив, в чуть более светлом, чем окружающий мрак, прямоугольнике дверного проема, угадываются расплывчатые контуры фигуры арбалетчика, и маджнун толкает труп-щит, отталкивает от себя мертвого Али, и стальной болт, пробив навылет рыжего жмурика, теряет скорость и падает, вяло стукнувшись о штукатурку стенки, согретую спиною маджнуна.

Толкая покойника навстречу сорвавшемуся с тетивы болту, маджнун согнул колени, пригнулся. Как только руки перестали чувствовать тяжесть мертвого тела, он прыгнул. Он умел прыгать не хуже мастеров спорта по спортивной гимнастике и даже лучше. Вряд ли спортсмен-гимнаст сумел бы крутануть сальто так же высоко и, разгруппировавшись после переворота в воздухе, столь же точно, так же сильно ударить обеими ногами стрелка из арбалета.

Коренастый брат федави с лицом-кашицей, с руками-головешками все еще оседает на пол; маджнун с лета бьет каблуками в грудь арбалетчику; свалился посереди коридора труп-щит рыжего Али, пробитый болтом навылет; последний невредимый избранный бежит, мчится с правого крыла коридора сюда, на помощь братьям; в это же время, в этот решающий момент истины из оскверненных покоев святого имама в темноту коридора выскальзывает серой тенью чужой человек, очередной противник, враг, шайтан, вооруженный «ПБ» – «пистолетом бесшумным» системы конструктора Дерягина.