Ловец мелкого жемчуга - Анна Берсенева

Цветы с устрашающим названием и вправду выглядели как огромные разноцветные колокольчики на высоких стеблях. Георгий сразу почувствовал в них ту милую и изящную простоту, которая была и в Ули.

– Ну, давайте гипсофилы, – кивнул он. – Штук десять или лучше двадцать.

– Четное число не дарят, – улыбнулась продавщица. – Вам же не на похороны.

Она быстро выдернула из вазы двадцать пять разно-цветных колокольчиков, добавила к ним несколько нежных зеленых веточек, обернула букет прозрачным, с серебряной каймой, целлофаном, потом плотной бумагой – от снега – и протянула Георгию со словами:

– Удачи вам. Счастливая ваша девушка!

Он стоял на тротуаре, снег вихрился вокруг его ног, липы стучали над головой темными обледенелыми ветками, свет горел в Улиных окнах…

Она открыла сразу же, как только он позвонил; он слышал, как легко шелестят за дверью ее соломенные тапочки, когда она бежит по коридору. И сразу же прильнула щекой к его груди, всем телом к его телу, и он чуть не уронил цветы, обнимая ее.

– Георг!.. – шепнула Ули, и он расслышал в ее шепоте такую виноватую страсть, что сердце у него сжалось. – Я обидела тебя, и я подумала уже, что ты больше никогда не придешь!

– Как же я не приду? – Он поцеловал ее в огромные лучистые глаза и почувствовал, что его губы стали солеными. – Как же я мог не прийти, хорошая моя, я же тебя люблю… И чем же ты меня обидела?

– Я показала, как будто ты мне безразличен, – покачала головой Ули. – Но это совсем не так. И я должна тебе объяснить…

– Потом объяснишь, Улинька. – Он быстро поднял ее на руки и, не сняв куртку, понес в комнату.

Она уже собиралась спать. Ночник горел у кровати, лежала на постели открытая книга, русский томик Пушкина, который она читала весь последний месяц. Георгий все снимал одновременно – мокрую от снега куртку с себя, прозрачную батистовую пижаму с нее, и руки у него дрожали от нетерпения, и все тело дрожало.

Ули всегда была горяча с ним в постели, но этой ночью все, что было у них прежде, показалось ему небывшим. В ней не было сейчас ничего постороннего любви – так он сказал бы, если бы мог сейчас что-нибудь говорить или понимать ясным разумом. Ни потребности в сексе, ни желания получить удовольствие, ни даже желания доставить удовольствие ему, которое тоже ведь было в ней прежде… Только любовь, такая же голая, ничем не прикрытая, как ее тело в его руках и на его сотрясающемся от страсти теле. Она любила эту позу – на нем сверху – и, может быть, в этом проявлялась ее самостоятельность, ее стремление к независимости, даже, наверное, так оно и было, и так объяснил бы это любой психолог. Но Георгию это нравилось, и ему было все равно, отчего она сжимает коленями его бедра, как маленькая ловкая амазонка, и отчего падает ему на грудь, до боли сильно целует в шею, а потом вдруг откидывается назад, выгибается, как ива под ветром, и он чувствует, что ее волосы щекочут ему колени, и вскрикивает от удовольствия, потому что тело его в этот момент остается в ней, и это так хорошо – чувствовать одновременно себя в ней и ее голову на своих коленях…

Но чувство неутолимости не оставляло его и в самые страстные минуты с нею, и Георгий уже знал, что даже когда он целует ее всю, от губ и висков до круглых как жемчужины ногтей на пальцах ног, – даже тогда это непонятное, почти мучительное чувство не исчезает. Ули была неутомима, но этой ночью устала даже она.

– Георг, Георг… – Она упиралась подбородком ему в плечо и заглядывала в глаза. Ее глаза были окружены светлыми капельками пота и от этого казались еще яснее и доверчивее. – Я на самом деле должна тебе объяснить, какое у меня чувство. Я думаю, это идет из детства. Мои родители хотели, чтобы я училась играть на органе, и я ходила по вечерам в кирху. Мы тогда жили в маленьком городе возле Кельна, днем я получала уроки, а вечером органист разрешал мне заниматься самостоятельно. Это было так страшно! Мне было девять лет, в кирхе вечером было почти темно и никого не было, и когда я играла на органе, то звуки были совсем ужасные, и я чувствовала такое одиночество, такую беззащитность! С того времени я всегда старалась, чтобы этой беззащитности больше не почувствовать. Я поняла, что надо быть сильной и самостоятельной, потому что это единственный способ избавиться от этого страха. А когда я увидела тебя… Нет, наверное, это получилось, когда ты встретил меня на вокзале после моей командировки в Рязань. Нет, все-таки раньше, ведь я уже поэтому позвонила тебе, чтобы попросить меня встречать. – Ули раскраснелась от волнения, светлые капельки испарились с ее горячей кожи. Георгию жаль было этих капелек, но он боялся пошевелиться, чтобы не помешать ей говорить. – Ах, но теперь уже нельзя узнать, когда я это поняла! – Она покачала головой, словно досадуя на себя, и тут же улыбнулась своей доверчивой улыбкой, и ямочка мелькнула на ее щеке. – Дело в том, что я вдруг поняла, что с тобой у меня нет этого страха! Ты понимаешь? Его нет, потому что ты смотришь на меня и обнимаешь меня, а не потому что я сильная и взрослая женщина, – вот что я поняла. Меня очень тянет к тебе, Георг, – сказала она с милой своей серьезностью.

– Меня к тебе тоже. – Он улыбнулся и поцеловал ее – хотел в губы, но дотянулся только до кончика носа. – Хоть и на органе я не играл, и ничего вроде бы не боюсь. Люблю я тебя, Улинька…

Уже под утро, когда глаза у нее закрывались сами собою, Ули сказала:

– Я хочу предложить тебе, Георг, чтобы ты переехал жить ко мне. Мне кажется, что ты не очень охотно уезжаешь в свою квартиру, потому что, возможно, чувствуешь себя там одиноко. А к тому же, ведь если и меня и тебя так тянет друг к другу, то для нас будет правильно, чтобы мы попробовали жить вместе, да?

– Да.

Георгий услышал, что открылась входная дверь, и, положив книгу на стеклянный столик, поднялся с дивана. Сегодня Ули работала в гуманитарном фонде, а там, в отличие от корпункта ее журнала, она всегда задерживалась допоздна.

Еще в самом начале их знакомства Ули объяснила ему, чем этот фонд отличается от других подобных организаций, которых немало появилось за последние несколько лет в Москве.

– Это частный фонд, – рассказала она тогда, – а к тому же очень… как это сказать… индивидуальный. Я очень рада, что могу работать там как волонтер во время моего журналистского контракта в Москве. Он называется «От порога к порогу», и это уже понятно, что мы связываем людей напрямую. Мы находим здесь, в Москве, таких людей, которые нуждаются в помощи, а в Германии таких людей, которые хотели бы кому-нибудь помочь в России. И тех, и других достаточно много, но без нас они вряд ли нашли бы друг друга. Люди из Германии могут приехать сюда, если они хотят, и познакомиться лично, а могут просто посылать деньги или пригласить к себе в гости. Если они найдут хороший контакт, то могут даже дружить, но в любом случае наша работа приносит взаимную пользу. Ведь здесь у вас бывают очень тяжелые ситуации, очень! Есть совсем маленькие дети, которым нужно срочно сделать операцию на сердце, но у их родителей на это нет денег, и это просто страшно. Я думаю, так не должно быть, это совсем неправильно. Я думаю, бог не для того создал людей, чтобы они с этим помирились!