Атака мертвецов - Андрей Расторгуев

Они разбились на мелкие группы. Полковое знамя зарыли в лесу, тщательно замерив расстояние от тайника до линии окопов и опушки леса, чтобы потом непременно его найти. Почему-то в голову не пришло, что могут не вернуться: «Мы обязательно придем!»

Уже взяв направление на Гродно, примерно в час дня, услышали вдруг сильную артиллерийскую, пулеметную и ружейную стрельбу со стороны крепости. Дувший оттуда ветер доносил шум горячего боя так отчетливо, так слышимо, что всем казалось, он идет в какой-то паре-тройке верст отсюда.

– Наши наступают? – неуверенно то ли спросил, то ли предположил адъютант.

– Решили-таки пойти на выручку, – недовольно буркнул начальник связи.

– Токма спохватились поздненько, – грустно вздохнул пожилой солдат-знаменщик. – Хлопцев уж никого не осталося…

Полковник промолчал. Было понятно, что попытка выручить попавший в окружение 20-й корпус, предпринятая гарнизоном крепости, явно запоздала. Вот если бы атаку начали вчера, когда полки, еще живые, не потерявшие надежду, жадно вслушивались – не загремят ли выстрелы у крепости, откуда придут их товарищи по оружию, помогут, спасут…

– Теперь уж некого спасать. – Белолипецкий не заметил, как произнес это вслух. Опомнился, скомандовал: – Пошли, нечего германцу глаза мозолить, – и решительно двинулся на звуки далекого боя.

За ним, полковником без полка, шли гуськом начальник связи, в чьем распоряжении не осталось ни телефонных, ни телеграфных аппаратов; адъютант, давно потерявший место дислокации штаба и потому всегда находившийся рядом с командиром, и знаменщик без только что захороненного полкового знамени…

Белолипецкий Валериан Ерофеевич с примкнувшими к нему людьми через несколько дней скитаний по немецким тылам сумел выбраться в расположение русских войск. И хотя запоздалое наступление на участке крепости Гродно не имело успеха, знамя 108-го Саратовского полка все же удалось спасти.

Тогда, в феврале 1915 года, немцы по достоинству оценили храбрость русских солдат, не опустивших оружие и не сдавшихся на милость победителя. Сразу после этих событий полуофициальная берлинская газета «Local Anzeiger» разместила на своих страницах статью о последнем бое попавшего в окружение русского корпуса, которая заканчивалась так:

«Вся эта попытка прорыва явилась чистым безумием и в то же время геройским подвигом, который показывает нам русского солдата в том освещении, каким он являлся при Скобелеве во время Плевненских атак, в эпоху покорения Кавказа и штурмов Варшавы. Из этого видно, что русский солдат выдерживает потери и дерется даже тогда, когда смерть является для него неизбежной».

В седьмом томе германской истории войны, являющейся уже вполне официальным изданием, о тех событиях сказано:

«Русские дрались как герои. Никакую жертву они не считали большой для спасения чести оружия».

Немцы не жалели снарядов, буквально засыпая «чемоданами» и саму крепость, и окопы перед ней, а также усеивая ими окружающее болото. Каждый божий день, ровно в девять утра, как по расписанию, раздавался первый залп, и начиналось… Снаряды сыпали градом. И так до вечера, пока не стемнеет. Ночью тоже постреливали, но редко, все больше шрапнелью. Наверно, хотели нанести максимальный урон передовому отряду, коль скоро не удалось его взять нахрапом. И ведь получалось.

Пространство перед болотом, где расположилась передовая позиция, снаряды буквально вспахивали, время от времени попадая то в один, то в другой окоп. Из них выползали засыпанные землей солдаты, уцелевшие счастливчики, и вытаскивали стонущих товарищей, кому повезло меньше.

Сегодня почему-то особенно досталось единственной дороге, соединявшей окопы с крепостью. Теперь по ней уже вряд ли проедешь.

– Ваше превосходительство! – к полковнику Пурцеладзе[87]подскочил офицер связи. – Телефон молчит. Похоже, проволока повреждена.

Этого только не хватало. Как раз между разрывами полковник увидел в бинокль германские колонны. Некогда заниматься восстановлением телефонной линии. Да и вряд ли это поможет. Вон как плотно дорога обстреливается. Провод наверняка поврежден сразу в нескольких местах, если не в клочья разорван. Когда еще из крепости новый протянут. Да и надолго ли его хватит? Пять, от силы десять минут такого обстрела, и с ним будет то же самое. Проще отправить посыльного…

Командир полка окинул взглядом солдат и офицеров, кто был поблизости. Остановился на Ирманове, рядовом из вольноопределяющихся. Он состоял при командире полка для связи. Молодой дворянин из Петрограда, двадцати семи лет от роду. Зато блестяще показал себя в боях. Не трус и не маменькин сынок. Насколько полковник знал, мобилизация застала Ирманова во Владикавказе. Желая послужить Царю и Отечеству, он кинулся, было, в стоявший там Кизляро-Гребенский казачий полк, который, по слухам, со дня на день должен был выступить в поход. Но раньше, как оказалось, надлежало быть приписанным к казачьему войску. А для этого полагалось иметь свою лошадь, оружие и вообще все военное снаряжение. Денег у парня не было. Родственники не помогли, друзья-приятели тоже. Тогда он приехал в Петроград, где подал прошение в воинское присутствие о зачислении его к отбыванию воинской повинности вольноопределяющимся в один из кавалерийских полков. Однако стать кавалеристом Ирманову так и не довелось. Желая как можно скорее попасть на передовую, он после долгих мытарств получил, наконец, назначение вольноопределяющимся в 84-й пехотный Ширванский Его Величества полк.

Не спуская глаз с Ирманова, полковник произнес:

– Мне нужен охотник, чтобы пробраться в крепость и отнести сообщение командиру батареи.

– Разрешите я пойду, ваше превосходительство, – вполне ожидаемо вызвался вольноопределяющийся.

Пурцеладзе кивнул, быстро написал донесение, сложил и передал Ирманову, напутствовав напоследок по-отечески:

– Ну, Николай, с богом!

Тот выскочил из окопа, пробежал несколько шагов, как вдруг рядом разорвался снаряд. Хлестнул напор тугого воздуха, сбивая с ног, и Николай с размаху шлепнулся в размочаленную грязь. Немного полежав, поднялся, ощупал себя. Убедился, что цел, и пошел в сторону крепости.

А вокруг ад кромешный. Дорога обстреливалась и тяжелыми орудиями, и шрапнелью. То громко бахало, закладывая уши, то слышались резкие звуки, напоминающие лай собаки. Несколько раз что-то пролетало, казалось, над самой головой, и Николай бросался на землю. Когда опасность миновала, вставал и шел дальше, пока не прилетал очередной подарок от немцев. И так все шесть или восемь верст, отделяющие передовые позиции от ближайшего форта. Уже у самой крепости опять невдалеке разорвался снаряд. В пригнувшегося Николая полетели камни. Глупо было бы погибнуть, почти дойдя до цели. Скорее внутрь! Ирманов побежал. Не останавливался, пока не добрался до места. А передав пакет, развернулся и пошел обратно, в окопы…