Моё пост-имаго - Владимир Торин

Бэнкс, глядя на него, утомленно покачал головой и пояснил:

- Мы проведем «н.н.», конечно же.

- «Н.н.», точно!

Судя по лицу Хоппера, он так и не понял, что имел в виду Бэнкс. В то время как толстяк подразумевал «негласное наблюдение», громила думал о «навязчивых носках» и недоумевал, каким это они, спрашивается, боком относятся к их делу.

- Мы проведем «н.н» – и сразу все станет ясно,- важно добавил Хоппер.- И как я сам об этом не подумал?

Бэнкс усмехнулся и веско заметил:

- Ну, ты ведь до последнего был убежден, что Келпи и есть наш убийца.

- Ну, не то чтобы…- пошел на попятную Хоппер.- Я просто… эээ… рассматривал варианты. Он действительно не слишком-то похож на одного из наших обычных супчиков.

- Да, наши обычные супчики не такие наваристые и…

Шарканье башмаков в тумане заставило Бэнкса замолчать. К ним кто-то приближался. Приближался, немелодично насвистывая.

- О, господа хорошие!- раздался сиплый подобострастный голосок, и из тумана выплыла покрытая оспинами мерзкая улыбка.- Мое почтение!

Походочкой вразвалку к констеблям приблизился Шнырр Шнорринг.

- О, вы кого-то лупите?!- проквакал этот отвратительный человек и склонился над телом, корчащимся в тумане.- Хе! Это же Отсталый Друберт! Позвольте я ему тоже как следует пару раз наподдам! Кто ж упустит шанс отлупить Отсталого Друберта.

Человек, лежащий на земле, действительно был отсталым: ему было около тридцати лет, но при этом он обладал разумом десятилетнего ребенка – говорят, его никогда не просыхающие родители били его по голове, и это сыграло свою роль. Друберта в Саквояжне знали многие. Его вечно открытый слюнявый рот и пустые глаза не могли не привлекать как внимание, так и насмешки. Он бродяжничал, порой вылавливал из канала мертвецов, оттаскивал их в морг за небольшую плату. Разумеется, подобного рода услуги были неоплачиваемыми, но местный коронер, доктор Горрин, жалел Отсталого Друберта и втихаря платил ему за каждый труп по три фунтовые пуговицы. Друберта частенько били на улице, пользуясь тем, что он не может дать сдачи.

- Ты сможешь его отлупить,- сказал Бэнкс,- только если твои сведения окажутся полезными. Ты понял, Шнырр?

Доносчик в очередной раз поморщился от собственного прозвища, но тут же широко заулыбался.

- О, вам понравятся мои сведения! Это несомненно! Я уж расстарался, чтобы угодить моим любимым господам констеблям!

- Ближе к делу, Шнырр!

- Да-да!- покивал доносчик.- Как и было велено, я проследил за мальчишкой.

- Почему за мальчишкой?- не понял Хоппер.- И когда, спрашивается, ты ему это велел, Бэнкс?

- Когда ты выбивал долг из кондитера Плюмма,- пояснил Бэнкс.- Помнишь, ты еще говорил, что от него в воздух поднималась мука, как пыль от подушки.

- Помню: мучной Плюмм. Но почему ты велел следить за мальчишкой, а не за доктором?

- У меня есть подозрение,- сказал Бэнкс,- что мальчишка не так-то прост. Странный он какой-то. Ходит постоянно за доктором как тень. Молчит почти все время. А когда не молчит, огрызается – наглый до жути. Ты часто видел, чтобы детям дозволялось совать нос во взрослые дела? Я уж молчу о полицейских расследованиях.

- Гм.

- Так что, Шнырр?- Бэнкс поглядел на доносчика.- Подтвердились мои подозрения?

- Я не вполне уверен,- ответил Шнырр Шнорринг.- Но мальчишка занят очень странными делами. Совсем недетскими, если вы понимаете, о чем я толкую.

- Нет. Мы как раз таки не понимаем, о чем ты, поэтому и спрашиваем.

- Да, поживее, Шнырр!- добавил Хоппер.- Ты испытываешь наше терпение.

Осведомитель запахнул пальто и засунул руки в карманы. Меньше всего на свете он хотел испытывать терпение этих господ.

- Мальчишка заходил в стекольную мастерскую «Френн и Тоуард» на улице Визгляков. Вышел он оттуда с каким-то большим приспособлением. Он вез его на тележке, и оно было накрыто полотнищем. Я не смог разглядеть, что там, но, когда тележка наткнулась на кочку, звякнуло стекло. Мальчишка отвез эту штуковину к себе домой, в переулок Трокар, а потом отправился бродить по закоулкам возле Чемоданной площади, встречался там с различными отвратными личностями из местных, говорил с ними и отправлялся дальше. Я узнал у одного из них, что было нужно мальчишке. Так вот: он ищет чернокожего человека. Туземца по имени…

- Вамба,- вставил Бэнкс.

- О, вы знаете о нем?

- Ты не так уж и много выяснил,- вместо ответа проворчал толстый констебль.

- Ты мог бы постараться и получше,- добавил его напарник.

- Я… я… думал о том, чтобы загнать мальчишку в какую-то подворотню и выпытать, выбить у него, что он задумал…

- Что же тебе помешало?

- Я узнал кое-что. Мальчишка находится под защитой…- Шнырр Шнорринг на мгновение испуганно замолчал,- под защитой мистера Киттона.

- Что?- громыхнул Хоппер.- А он еще с этим делом как связан?

- Мне кажется, никак.

Хоппер мрачно поглядел на напарника.

- Что думаешь?- спросил он.- Мистер Киттон – это не шутки.

- Да уж,- согласился Бэнкс.- Но это ничего не меняет. Просто будем вести себя чуточку осмотрительнее. Слушай сюда, Шнырр: у тебя будет свое собственное задание. Ты должен отыскать туземца прежде, чем это сделают мальчишка и его доктор. Ты понял, Шнырр?

- Да-да, господа хорошие. Конечно.

- Вот и славно. А мы,- Бэнкс достал револьвер, крутанул барабан, проверил патроны в нем и усмехнулся,- немного поохотимся.

***

Стемнело рано. Туман усилился, но шквал, если верить метеорологической службе, должен был начаться лишь к утру.

Джаспер нервничал и, чтоб немного себя успокоить, грыз «Твитти». Дядюшка расхаживал в нескольких шагах от него, обсуждал что-то с мистером Келпи, что-то настраивал на разложенном приборе. Времени оставалось мало, а сделать еще нужно было многое.

На охоту или, вернее, ловлю, вышли втроем. Мистер Келпи, которого из-за нерасторопности судьи Сомма и козней сержанта Гоббина отпустили из застенков Дома-с-синей-крышей только этим утром, выглядел не очень здоровым, хотя констебль Дилби и передал ему его лекарство почти сразу же как получил его от мистера Пиммза. На все вопросы о своем физическом состоянии бабочник неизменно отвечал, что прекрасно себя чувствует, что помочь поймать мотылька – его долг, что без него ничего не выйдет и еще много чего подобного, приправленного монотонной рассеянной раздражительностью. Он уверял, что лекарство сильное, и,