Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин

Сейчас, уничтожая оккупантов, я лишь приближал момент окончательного триумфа. Не боролся безнадежно с системой, а целенаправленно сражался в рядах тех, кто всегда и во всем старался защитить мою спину. И создавшуюся систему ценностей, систему рабства и унижения моего народа на моей земле мы были в силах изменить. Теперь все зависело лишь от нас.

Перешагнув через толстяка, я двинулся к следующему гражданскому.

Симаков щурился и часто встряхивал головой. Порывался встать, чтобы отправиться куда-то, но неизменно падал. Уже дважды оказывался на земле, садился и вновь предпринимал попытку подняться на ноги. Никакие увещевания двоих бойцов-санитаров не помогали. Сержант был упрям.

– Соберись, лейтенант! – Высокому, статному капитану приходилось кричать. Свиридов старательно поворачивался к допрашивающему правым ухом, которое слышало получше, но помогало это мало. Мешали подрывы взрывчатки и боеприпасов, складированных в клубе. Трескотня выстреливающих от жары патронов.

– Слушаю. – Свиридов, переведя взгляд на пытающего подняться и вновь валящегося на землю, словно деревянная кукла, Симакова, громко ответил капитану. Скорее догадавшись о смысле вопроса, нежели услышав его.

– Всех вывели, лейтенант? Или кто-то еще там остался?

Свиридов вновь огляделся по сторонам. Тягучим, будто бы плавящимся, застывающим и растягивающимся на предметах взглядом. Вяло шевелящийся, в обгоревших лохмотьях Клыков. Санитары колдовали над ним, сдержанно ругаясь, срезая остатки униформы. Мелькали ослепительно-белые бинты и темно-красные участки сгоревшей, отслоившейся плоти. Жилов с Разваловым. Закопченные, в разорванных гимнастерках. Здоровенный сибиряк с обгоревшей и перебинтованной наскоро головой, с красными, обожженными руками.

Всех ли?

Свиридов, медленно повернувшись, посмотрел в сторону деревни. На поднимавшийся в небо костер, бушующий над тем самым местом, где полчаса назад еще стоял ладный, подремонтированный и обжитой клуб. Какая теперь разница, всех или нет? Кто полезет в огонь под разрывы боеприпасов?

– Ну же, лейтенант! – Пехотинец, не выдержав, схватил Свиридова за грудки и встряхнул. Материя гимнастерки тут же треснула. Но ни один, ни другой не обратили на это внимания.

– Сколько здесь? – Лейтенант, так и не совладав с подсчетом тех, кого удалось вывести из пожара, попросил помощи.

– Восемь всего, считая и тебя, – тут же ответил капитан, прекрасно поняв вопрос.

Восемь. Крепко зажмурившись, Свиридов постарался вспомнить. Им не удалось забрать Величко, его завалило почти сразу с началом бомбардировки. Весь верхний этаж и чердак перестали существовать за пару минут. Почти все получили ранения разной степени тяжести. Терехов выбыл сразу. Еще кто-то. Снайпера потеряли. Точно. В соседнем доме оборудовали точку, с нее никто не вышел.

– Пей. – Капитан, сняв с пояса фляжку, протянул ее лейтенанту. Приставил горлышко к губам, стараясь насильно напоить. Свиридов глотнул раз, другой, отпрянул, закашлявшись. Разбавленный теплый спирт прокатился по пищеводу, и желудок тут же взбунтовался.

Лейтенант, вытерев грязным рукавом мигом заслезившиеся глаза, стукнул кулаком себя по голове. Правой, а затем и левой рукой. Поморщился. Повторил процедуру.

Глухота тем не менее не проходила. Все звуки доносились до Свиридова будто через плотную, толстую вату. С сожалением дернув подбородком, лейтенант громко ответил:

– Не надо искать.

А что искать, коли пулеметное гнездо чуть ли не первым разнесли? А потом верхний этаж раздолбили. Все, кто сам выбраться смог, кого вынесли, тут, на поляне за оградой.

– Держи, лейтенант. – Капитан сунул в руки Свиридова фляжку и, резко поднявшись на ноги, отошел в сторону. Туда, где разоруженных казаков и немцев разводили по двум отдельным группам.

Дело спорилось. Порядка десяти казаков, отделенных от общей массы, были выделены для тушения пожара. Огонь с полыхавших домов грозил перекинуться на остальные строения.

– Прежде чем решать вашу судьбу, я хочу задать вам один вопрос. – Капитан обвел взглядом строй потрясенных и растерянных пленных. Такого поворота событий они явно не ожидали. Намеревались раскатать в блин горстку израненных и обгоревших бойцов. А наткнулись сначала на ожесточенное сопротивление обреченных, а затем познакомились с мощью осколочно-фугасных снарядов тридцатьчетверок. Это просто не укладывалось у них в головах. Точно так же, как не в силах был осознать происходящие изменения гарнизон Старого Оскола. Согласованная атака танков и десанта на броне захватила немцев в казармах. Городок был взят под контроль буквально за полчаса.

– Вот там наши враги. – Капитан коротко кивнул головой на стоявших в стороне немцев различных мастей. Гражданских, обслугу и военных. – Станут ли они вашими врагами, решать вам. Сейчас мне требуются добровольцы. В создавшихся условиях я не намерен брать пленных. Решать придется каждому из вас самостоятельно и только один раз.

Короткое волнение. Непонимание в глазах, переглядывание. Шепот. Вопросы, заданные и тут же повисшие в воздухе. Все это капитан уже видел. Пару дней назад.

Им не нужно давать времени на раздумья. Именно сейчас, под дулами винтовок и автоматов, они должны принять решение, которое раз и навсегда изменит их жизнь. Капитан не единожды оказывался в подобной ситуации. И никогда не изменял себе. Своему долгу.

Летом сорок четвертого он сам и внушительная часть его батальона навсегда остались лежать в припятских болотах. Именно такова будет история, и похоронки со скромным описанием заслуг бойцов, сержантов и офицеров в страшном аду двенадцатичасового боя уйдут к адресатам.

Никто и никогда не узнает, что смертью своей все они заслужили иную, новую жизнь. Возможно, выжить здесь, не отступить и не сломаться будет труднее, нежели в своем родном мире. Однако совершившим невозможное единожды остается лишь повторить свой подвиг.

Решение сопротивляться было принято капитаном три дня назад. На настоящий момент он действовал полнокровным батальоном при поддержке танковой роты. Пехотный полк и танковый батальон с приданным, наспех сформированным артиллерийским минометным дивизионом атаковали в направлении поселка им. Губкина. Третья группа, формирующаяся из постоянно прибывающих пополнений, развертывалась сейчас в дивизию.

Белые, крашенные в зимний камуфляж танки. Маскировочный зеленый. Громадные ИСы, тяжелые КВ, убойные тридцатьчетверки, вооруженные длинноствольной пушкой, быстрые БТ-7, разведывательные «сорок шестые», юркие бронеавтомобили. Отделения, взводы и даже целые роты, возникающие будто из ниоткуда. Одетые разномастно, приписанные к разным подразделениям и родам войск. Называющие разные даты смерти.

Да. Каждый из них погиб за Родину. И теперь им снова предстояло сражаться за нее.

Причина? Она была ясна как божий день.

Никогда и не при каких обстоятельствах не сдаваться. Не отдавать родной земли. Сражаться за нее до последней капли крови. И те, кто клялся в верности своей Родине, кто погиб за нее, не могли сейчас не прийти на помощь.