Годы привередливые. Записки геронтолога - Владимир Николаевич Анисимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я нашел неплохой отель в городке на материковом конце дамбы, соединявшей материк с островом Венеция. Оставив вещи в гостинице, мы сели в электричку – и вот мы в Венеции. Для меня это было уже третье посещение волшебного города. На правах опытного чичероне я уверенно вёл Лену по лабиринтам, и вот мы на площади Сан-Марко, залитой водой, с мостками, по которым осторожно передвигаются туристы – было наводнение. Впрочем, через пару часов вода спала, тут же из всех кафе вынесли и накрыли столики, и мы выпили по чашечке капучино, наслаждаясь видом на собор Святого Марка, Дворец дожей, Гранд-канал, остров Сан-Джордже-Маджоре… Два дня в Венеции – как счастливый сон и сказка. Но всё проходит. И вот катер везет нас в аэропорт. Ариведерчи, Италия! До новых встреч!
Венецианских улиц маски,
Витрин огонь и мишура.
И я мечтаю вновь о сказке.
Всё как вчера, всё как вчера…
Огонь в окне венецианском —
Как манит он, как манит он.
Воспоминания о ласке,
Как сладкий сон, как сладкий сон…
Мыши из Италии, или Как я стал контрабандистом
Специального рассказа заслуживает история появления в нашей лаборатории трансгенных HER-2/neu мышей. В сентябре 1998 года в Парме (Италия) Марио Пассери собрал совещание президентов национальных геронтологических обществ европейских стран. Были приглашены и мы с В. Х. Хавинсоном. Во время работы этого совещания состоялось заседание исполкома Европейского отделения МАГ, на котором было утверждено решение Биологической секции о проведении в августе 2000 года в Санкт-Петербурге II Европейского конгресса по биогеронтологии. Президентом конгресса утвердили меня, заместителем – В. Хавинсона. По приглашению проф. М. Пассери мы познакомились с работой гериатрической клиники при Университете Пармы, которой он руководил. На один день я по приглашению К. Франчески съездил в Анкону, в итальянский Национальный институт по изучению старения – мы договорились обсудить с ним планы совместных исследований. Среди прочих дел мне хотелось осмотреть новый виварий, оборудованный в недавно отремонтированном помещении института. При посещении вивария моё внимание привлёк один из стеллажей, все клетки которого были заполнены белыми мышами, буквально «увешанными» гроздьями опухолей молочной железы.
– Что это за мыши и что вы с ними делаете? – спросил я сопровождавшего меня заведующего виварием.
– Этих трансгенных мышей с геном рака молочной железы HER-2/neu мы получили из Джексоновской лаборатории США, опухоли у них развиваются очень рано – уже в возрасте четырёх-пяти месяцев, а уже к десятому месяцу жизни они погибают, имея до восьми-десяти опухолей у одной мыши. Что делать с ними, мы ещё не решили, доктор Провинциали только собирается делать вакцину против этого онкогена, – пояснил он мне.
– А вы можете дать нам несколько самок и самцов на разводку? – спросил я, подумав, что уж в нашей лаборатории мы быстро нашли бы им дело!
Ответ был положительный. Были тут же оформлены все сопроводительные документы на транспортировку мышей в Петербург, К. Франчески утвердил и подписал их. На следующее утро я вернулся в Парму, где меня дожидался В. Хавинсон. В руках у меня была клетка с четырьмя самочками и двумя самцами, которым суждено было стать родоначальниками «петербургского» колена трансгенных мышей с таким благозвучным названием HER-2/neu.
Из Пармы мы приехали в Милан, сели без проблем в самолет (бумаги на мышей были в полном порядке) и прилетели в родной Пулковский аэропорт. Проходим паспортный контроль, ожидаем, когда привезут багаж. И здесь меня «бес толкает в ребро»: я иду с клеткой с мышами в туалет, достаю мышей и рассаживаю их по карманам своей куртки.
– Зачем ты это делаешь? – спросил изумлённый моими действиями Хавинсон.
Я объяснил, что в 1996 году, когда после моего визита в Бостон, в Гарвардскую школу медицины к Яну Вийку, он мне прислал мутантных мышей с трансгенным вектором LacZ для изучения мутагенеза in vitro при воздействии 5-бромдезоксиуридина, несмотря на полный порядок с бумагами, я натерпелся горя, столкнувшись с нравами таможенной службы. Тогда мне чудом удалось, с помощью работавшего на Пулковской таможне знакомого, в тот же день, когда мыши прилетели из США, получить их «на ответственное хранение», чтобы они не погибли от голода, жажды и холода (дело было зимой) на грузовом складе Пулковской таможни. Потом более месяца я ездил в авиагородок, где располагалось это замечательное учреждение, как на работу, привозя каждый раз новые бумаги из Института, потребность в которых возникала по мере того, как я или мои сотрудники привозили справки, затребованные накануне. Мне потом объяснили путь, который чудесным образом невероятно ускорял и упрощал оформление поступившего груза, но у меня не было опыта в этом, увы, ставшем тривиальным в современной России способе «договориться с таможней» или любой «разрешительной» организацией.
Недрогнувшей рукой я спокойно поставил пустую клетку вместе со своим чемоданом на транспортер рентгеновского контроля, прошел через таможенный контроль, и вот мы уже в родном городе. В ожидавшей нас машине я пересадил мышей из карманов куртки в клетку. С тех пор В. Хавинсон очень любит рассказывать на разных научных и не научных сборищах, как «мы с Анисимовым привезли контрабандой трансгенных мышей из Италии». Контрабанды не было, так как все документы были в полном порядке, а небольшое нарушение процедуры сэкономило мне месяц жизни и вагон нервной энергии…
Дома, куда я привёз клетку с мышами, наш кот Маркиз пришел в чрезвычайное возбуждение от мышиного запаха и все порывался познакомиться поближе с итальянскими гостями. Я твердо объяснил Маркизу, что гостям с дороги нужно отдохнуть. Рано утром клетку с мышами увёз в Песочный, чем, вероятно, очень огорчил галантного и гостеприимного Маркиза.
Мыши прекрасно перенесли дорогу, дали обильное потомство и вот уже 15 лет позволяют нашей лаборатории выживать, поскольку результаты многочисленных опытов, выполненных с использованием этих мышей, мы публикуем в престижных международных журналах, что дает возможность получать гранты как отечественные, так и зарубежные. Сотрудники лаборатории нежно называют их «итальянцами», хотя «родоначальники» их в США. Впрочем, так же, как все современные люди – потомки африканской Евы, жившей в незапамятные времена в дремучих джунглях Сахары, так и все лабораторные мыши – потомки своей мышиной «Евы».
«Аквафор»
Однажды позвонил мой старый знакомый профессор Константин Яковлевич Гуревич – полковник медицинской службы в