Анжелика. Маркиза Ангелов - Анн Голон

— Да мы не нуждаемся, ваше сиятельство, зачем нам продавать его! И потом, нам хочется прожить как можно дольше, — ответил старый мастер-горбун.

— Могу я узнать, мессир граф, что за вязкая масса плавится вон там, в этой адской печи? — спросил монах Беше, осеняя себя крестом.

— Это все тот же самый тяжелый серый песок, который, как вы видели, добывают на руднике, но только промытый и высушенный.

— Так, по-вашему, эта серая пыль содержит золото? Насколько я заметил, в ней не блеснуло ни единой крупинки его даже на лотке, после того как ее при мне промыли водой.

— И все же это золотоносная руда. Фриц, принесите нам лопату руды.

Рабочий зачерпнул лопатой из огромной кучи зернистого зеленовато-серого песка с металлическим отливом.

Беше осторожно насыпал песок себе на ладонь, понюхал, попробовал на язык, но тут же выплюнул.

— Это сернистый мышьяк. Сильный яд. Он не имеет ничего общего с золотом. Кстати, золото добывается всегда из речного песка, а не из горных пород. А в каменоломне, которую мы осматривали, нет ни грана речного песка.

— Совершенно верно, уважаемый коллега, — согласился Жоффрей де Пейрак и, обратившись к мастеру-саксонцу, сказал:

— Если пора, добавь свинец.

Но оказалось, что нужно еще довольно долго ждать. Масса в печи раскалялась все больше, плавилась, кипела. Клубы белого пара продолжали вырываться наружу, оставляя повсюду, даже на одежде, белый порошкообразный налет.

Затем, когда пара почти не стало пламя уменьшилось, двое саксонцев в кожаных фартуках подвезли на тележке несколько слитков свинца и кинули их в вязкую массу.

Масса в печи стала жиже и перестала бурлить. Саксонец помешал ее длинной зеленой палкой. Сначала масса начала пузыриться, потом вспенилась. Фриц Хауэр в несколько приемов снял пену огромными шумовками. После этого он снова помешал массу.

Наконец он нагнулся к отверстию внизу печи, под тиглем, вытащил оттуда затычку, и в заранее приготовленную изложницу потекла серебристая струйка.

Заинтересованный монах подошел ближе.

— Но это всего-навсего свинец, — сказал он.

— Как всегда, согласен с вами, — ответил граф де Пейрак.

Но монах вдруг пронзительно закричал:

— Я вижу три цвета.

Задыхаясь, он показывал на охлаждающийся слиток, который начал отливать радужными цветами. Руки монаха дрожали, и он бормотал:

— Философский камень! Я увидел философский камень!

— Похоже, наш монах спятил, — заметил маркиз д'Андижос без должного уважения к доверенному лицу архиепископа.

Жоффрей де Пейрак, снисходительно улыбаясь, объяснил:

— Алхимики упорно считают, что появление трех цветов связано с философским камнем и превращением металлов в золото. А на самом деле это явление сродни радуге, которая образуется после дождя, и оно не играет большой роли.

Вдруг монах грохнулся перед графом на колени. Заикаясь, он благодарил графа, наконец он своими глазами увидел то, что составляло «цель его жизни».

Раздосадованный глупым поведением монаха, граф сухо сказал:

— Встаньте, отец мой. Вы пока еще ничего не увидели толком и сейчас сами в этом убедитесь. Должен вас огорчить, но здесь нет никакого философского камня.

Саксонец Фриц Хауэр внимательно наблюдал эту сцену, и на его запыленном лице с въевшимися в кожу крупинками породы отразилось колебание.

— Muss ich das Blei durchbrennen vor allen diesen Herrschaften? — спросил он.

— Поступай так, будто я здесь один, — ответил граф.

Анжелика увидела, как рабочие мокрыми тряпками взяли горячий еще слиток и положили на тележку. Потом подвезли его к маленькой печи, которая стояла на раскаленном докрасна горне.

Кирпичи центральной камеры печи, образующие нечто вроде открытого тигля, были очень белые, легкие и пористые. Их изготовляли из костей животных, чьи трупы, сваленные неподалеку, издавали страшную вонь. К ней примешивался запах чеснока и серы, и от всего этого дышать здесь было трудно.

Красный от жары и возбуждения монах Беше при виде кучи скелетов побелел и, бормоча заклинания, начал креститься.

Граф, не выдержав, рассмеялся.

— Посмотрите, до чего наши работы довели этого великого ученого, — сказал он Берналли. — А ведь во времена греков и римлян купелирование на костной золе было детской игрой!

Но все же Беше не отступил перед ужасным зрелищем. Бледный, перебирая четки, он пристально наблюдал за Приготовлениями старого саксонца и его подручных.

Один из рабочих подсыпал уголь в горн, другой раздувал с помощью педали мехи, и свинец начал плавиться и стекать в круглое углубление в печи, выложенное кирпичами из костной золы.

Когда расплавился весь слиток, огонь в печи еще усилили, и металл начал дымиться.

По знаку старого Фрица появился мальчишка с мехами, к которым была прикреплена небольшая трубка из огнеупорной глины. Горный мастер положил эту трубку на край тигля и принялся нагнетать холодный воздух на темно-красную поверхность расплавленной массы.

И вдруг воздух над металлом со свистом засветился, белесое пятно в том месте, куда он попадал, стало ярче, больше, сделалось ослепительно белым и постепенно распространилось на всю поверхность металла.

Молодые подручные поспешно выгребли из печи все горящие угли. Большие мехи тоже были остановлены.

Купелирование продолжалось уже без огня — металл кипел, и это было поразительное зрелище. Время от времени он покрывался темной пленкой, потом она разрывалась, и клочья ее танцевали в сверкающей расплавленной массе, а когда такой плавучий островок касался стенки тигля, пористые кирпичи, словно по волшебству, втягивали его и поверхность металла становилась еще более гладкой и ослепительной.

Одновременно мениск металла уменьшался Прямо на глазах. Потом он достиг размеров большой лепешки, потемнел и вдруг вспыхнул, как молния. Анжелика отчетливо видела, как остаток металла какое-то время клокотал, потом постепенно успокоился и потемнел.

— Этот процесс образования молнии описан Берцелиусом, который много работал над купелированием и над «разделением» металлов, — сказал Берналли.

— Но я счастлив, что увидел то, о чем прежде имел представление лишь по книгам.

Монах молчал. У него был отсутствующий, невидящий взгляд.

Тем временем Фриц Хауэр схватил щипцами эту блестящую металлическую лепешку, окунул ее в воду и поднес своему хозяину.

— Чистое золото! — восторженно прошептал монах-алхимик.

— И все же оно не совсем чистое, — сказал де Пейрак. — Образовавшаяся молния свидетельствует о наличии серебра.

— Любопытно, растворится ли это золото в хлористо-водородной и селитряной кислоте?