Шкатулка воспоминаний - Аллен Курцвейл

К тому времени, когда письмо дошло до аббата, печаль Клода усилилась. В городах, где он рассчитывал заручиться горячей поддержкой (местные власти хвастали, будто воспитали множество гениев механики), он не получал ничего. За пределами того общества, где аббата хорошо знали и любили, люди встречали Клода молчанием или, еще хуже, открытой враждебностью. Вместо приветственных криков раздавались выстрелы. «От больших городов – только большие неприятности», – решил Клод.

В Базеле он отнес рекомендательное письмо прямо в резиденцию Бернулли, где один из родственников ученого (с таким же вытянутым лицом) заявил, что необходимые бумаги не могут быть выданы. Хороший день, ничего не скажешь. От Ойлеров было чуть больше проку – они показали Клоду эпидиаскоп, прибор для проецирования как прозрачных, так и непрозрачных тел. Коллекция Боэна оказалась внушительной, но скучной. Даже когда местные жители решались на проявление щедрости, они не могли помочь Клоду найти то, что ему нужно. Извозчик, поедая бисквит, заявил, что их поведение может быть названо именем его любимого десерта – ванильного крема «шелковая кашка».

На путешествие из Базеля в Невшатель оставалось всего три дня, когда началась буря, и Клод с извозчиком оказались запертыми в коляске на двое суток. Они играли в карты до тех пор, пока их пальцы не онемели от холода, затем принялись выдумывать фантастические меню (понятно, кто изобрел последнее развлечение). Когда же они прибыли в Невшатель, то оба выглядели уставшими и изголодавшимися. Клод вслух зачитывал путеводитель, описывающий прелести города:

– «Местные жители известны как искусные мастера кружевоплетения, умелые шорники, изготовители виртуозных регуляторов хода, сапожных гвоздей, сложных замков и…

– …и вина»! – вмешался извозчик.

– «Они – воплощение бережливости, скромности и…

– …скуки»! – добавил Поль.

Впервые прогуливаясь по центру города, Клод только диву давался. Все вокруг свидетельствовало о мастерстве местных ремесленников: фонтаны оригинальных конструкций, искусные полочки для обуви у порогов домов, щеколды на ставнях в форме головы ангела! На Торговой улице Клод наткнулся на замечательную таверну в духе эпохи Возрождения и устроился на застекленной террасе, намереваясь сделать несколько набросков. Извозчик присоединился к нему. Поль выпил местного вина и тут же начал жаловаться на горчинку. Хозяин заведения сказал, что, если клиент недоволен, он может уйти. Вместо этого Поль остался и принялся ворчать. Вечером они сумели добыть недорогую комнату под сенью величественного университета. Клод уснул, полный надежд на то, что Невшатель будет лучше, чем Базель.

Невшатель встретил его еще хуже. Познакомившись чуть ли не со всеми персонажами Ветхого Завета (среди них были два Иезекииля, Моисей, Иоанн, три Даниила и четыре Авраама), везде юноша получил следующий ответ: «Мы слишком заняты». Один особенно набожный старик посоветовал Клоду посетить службу в церкви и испросить у Господа помощи.

Клод отправил второе письмо в Турне: «Теперь я понял, почему кантон Фредерика славится изготовлением сложных замков». У извозчика тоже имелись причины, чтобы остаться недовольным. Отведав различные кушанья в «Золотой голове», «Золотом яблоке» и «Золотом льве», он сделал вывод: «В этом городе нет ничего золотого. Разве что цены».

Клод не познакомился ни с Жаке-Дро, ни с Лешо. Слуга сообщил ему, что они уехали в Испанию, чтобы продать королю автомат. В довершение всего юноше не разрешили даже взглянуть на их мастерские. Поэтому он предпринял однодневную поездку в Ле Локл и Ля Шо-де-Фон.

В Ля Шо-де-Фон Клод встретился с мастером, который помогал Жаке-Дро и Лешо с их автоматом-писателем.

– Да там и смотреть-то не на что. Хотя, уверен, Дро мог бы продать тебе свою тайну. Однако за настоящим искусством тебе стоит обратиться к ранним работам Вокансона.[100]

– Мне бы очень хотелось.

– Тогда ты их увидишь.

Это был наибольший успех Клода за всю поездку. Ремесленник, говоря на французском с немецким акцентом, рассказал, как ему удалось зарисовать работы Вокансона во время путешествия в Париж. Также он сообщил, что у него до сих пор остались некоторые заметки (немец все-таки!). Порывшись немного на полках, мастер вытащил оттуда несколько листков с изображением механизмов, которые валялись за панцирем из позолоченной меди. Заметки были замечательно проиллюстрированы (француз все-таки!). Клод слушал, как ремесленник разглагольствовал об изображенных на рисунке утке и флейтисте.

– Я никогда не видел пастуха. Но говорят, что он тоже чрезвычайно хорош.

Мастер помогал Клоду не задумываясь. Как раз в тот момент, когда он заканчивал описывать метод модификации обыкновенного кулачка для расширения возможностей дифференцированного движения, в магазин вошел бородатый торговец механическими игрушками по имени Перес. От себя он добавил описание фигурок, которых видел в Аугсбурге: зебры, закатывающей глаза, орла, хлопающего крыльями, и скворца, из чьего клюва раздавалась нежная мелодия.

Клод уехал из города в таком приподнятом настроении, что решил отблагодарить мастера за доброту и послать ему свой рисунок. Вернувшись в Невшатель, он пошел в свою любимую таверну и устроился на привычном месте. Клод уже почти заканчивал рисунок (множество ангелов, слетающих со щеколд), когда увидел, как градина размером с грецкий орех ударилась о стекло. За ней последовала еще одна. И еще. Ливень обрушился на город. В окно Клод увидел, что извозчик и «Люсиль» подъехали к выходу из таверны. Он осознал, какое значение имеет сейчас дождь, й поэтому кивнул.

Невшатель был последним отмеченным городом на карте. Хотя оставалось еще множество дел, град и дождь свидетельствовали о наступлении оттепели. И Клод отправился домой.

Оттепель вошла в полную силу, когда они прибыли в Турне. Река вышла из грязных берегов, под ногами хлюпала слякоть. Клод направился прямо в церковь, зная, что все жители уже собрались там. Они настаивали на немедленном захоронении погибших. Запах разлагающихся тел уже пробивался сквозь ладан, курившийся в храме. Клод прошел к гробам. Тела лежали рядом, подобно грузам в коробке ювелира. Он повернул «Му-му» Евангелины в последний раз, поправил веер, зажатый в руках Фиделиты. Казалось, целую вечность юноша смотрел на мать. Неожиданно Клод понял, что хотел сделать Пьеро. Обуглившаяся кожа на лице мадам Пейдж была покрыта несколькими слоями воска, а щеки припудрены штукатуркой. Сгоревшие волосы Пьеро отрезал и поменял на парик. То, что нельзя было исправить, прикрыли тонким кружевным покрывалом. Клод положил в последний гроб связку сморчков, отдавая дань талантам матери. Последний жест вызвал в толпе слезы.

Все знали мадам Пейдж. Она вылечила половину лошадей деревни от глистов при помощи отвара из зеленого морозника. Она использовала листья одуванчика не только в салат – его отваром она могла успокоить буйных и облегчить страдания больных. Она варила мазь из лепестков маргариток для тех, у кого были проблемы с глазами.