Похитители снов - Мэгги Стивотер

Он и был Кабесуотер, он был дерево снов, и он был все здешние дубы, с корнями, которые прокладывали себе дорогу среди камней в поисках силы и надежды. Он чувствовал движение и пульс силовой линии в себе; как глупо, приземленно звучали эти слова – «силовая линия» – теперь, когда он ее ощутил. Адам вспомнил другие названия. Они подходили гораздо больше. «Дорога фей». «Путь духов». «Песенная линия». «Старая дорога». «Тропа дракона». «Путь сна».

«Дорога мертвых».

Энергия мерцала и трещала в нем, напоминая не столько электричество, сколько секрет. Она была мощной и всеобъемлющей, а временами затихала и ждала. Иногда он весь превращался в чистую энергию, а иногда она почти пропадала.

А в глубине он чувствовал древность Кабесуотера. Его странность. В нем было нечто искреннее и абсолютно не человеческое. Оно существовало столько веков до Адама – и будет существовать много столетий после него. В относительной схеме мироздания Адам Пэрриш ничего не значил. Он был такой мелочью. Всего лишь завиток в отпечатке пальца какого-то гораздо более крупного существа…

«Я не соглашался отдавать свои мысли».

Он был руками и глазами Кабесуотера, но он не был Кабесуотером.

Он был Адамом Пэрришем.

Адам сел.

Он находился в гадальной. Капля воды лежала на стекле фотографии. По ту сторону стола Персефона протирала салфеткой три кровавых царапины у себя на запястье; рукав у нее был разорван.

Всё в комнате показалось Адаму иным. Он просто не был уверен, в чем разница. Как будто… он настроил телевизор, с широкого экрана на нормальный.

Он сам не знал, почему думал раньше, что у Персефоны черные глаза. Составляя черный, в них соединились все цвета.

– Они не поймут, – сказала Персефона.

Она положила на стол перед ним колоду таро.

– Они не поняли, когда я вернулась.

– Я другой? – спросил Адам.

– Ты был и раньше другим, – ответила Персефона. – Но теперь это будут замечать всё время.

Адам коснулся карт. Казалось, прошло очень много времени с тех пор, как он смотрел на колоду на этом столе.

– Что мне надо с ними сделать?

– Постучи по ним, – шепотом сказала Перефона. – Три раза. Им это нравится. Потом перетасуй. И приложи к сердцу.

Он слегка постучал костяшками пальцев по колоде, перетасовал карты, едва умещавшиеся в руках, и приложил их к груди. Они были теплыми, как живое существо. Раньше они такими не казались.

– Теперь задай им вопрос.

Адам закрыл глаза.

«Что теперь?»

– Выложи четыре карты, – продолжала Персефона. – Нет, три. Три. Прошлое, настоящее, будущее. Рисунком вверх.

Адам осторожно выложил три карты на стол. Рисунки были темными, стертыми, едва различимыми в тусклом свете. Фигуры как будто двигались. Он прочел подпись на каждой из карт.

Башня. Повешенный. Девятка мечей.

Персефона поджала губы.

Взгляд Адама перешел от первой карты, на которой человек падал с горящей башни, ко второй, на которой кто-то висел на дереве вниз головой. А потом к последней, где человек плакал, закрыв лицо руками. Эта третья карта… она воплощала полное отчаяние. Адам не мог отвести от нее глаз.

Он сказал:

– Такое ощущение, что он проснулся от кошмара.

«Похоже, – подумал он, – так будет со мной, если дерево видений показало мне правду».

Когда Адам поднял глаза на Персефону, то убедился, что она видит то же самое. Он угадал это по ее поджатым губам, по сожалению в глазах. Комната простиралась вокруг, черная и бесконечная. Пещера, или старый лес, или плоское озеро, похожее на темное зеркало. Будущее продолжало быть чем-то, куда Адама швырнули, как в омут. Загадка, жертвоприношение, мертвое лицо лучшего друга.

– Нет, – негромко сказал Адам.

– Нет? – эхом отозвалась Персефона.

– Нет, – он покачал головой. – Может быть, это действительно будущее. Но еще не конец.

Персефона спросила:

– Ты уверен?

В ее голосе звучали ноты, которых не было раньше. Адам задумался. Он подумал об исходящем от колоды тепле, о том, как задал вопрос «что теперь» – и получил ужасный ответ. Он подумал, что по-прежнему слышит вокруг себя отзвуки голоса Персефоны, хотя им следовало бы заглохнуть в тесном пространстве гадальной комнаты. Он вспомнил, как был Кабесуотером и чувствовал змеившуюся внутри себя дорогу мертвых.

Он произнес:

– Уверен. Я… я возьму другую карту.

Адам помедлил, ожидая, что Персефона скажет: «Так нельзя». Но она тоже ждала. Тогда Адам разделил колоду, опустил ладони на стопки карт и взял ту, что казалась теплей.

Перевернув карту, он положил ее рядом с девяткой мечей.

Фигура в длинном одеянии стояла перед разными предметами, обозначающими масти таро – монетой, чашей, мечом, жезлом. Над ее головой витал символ бесконечности, одна рука была поднята властным жестом. «Да», – подумал Адам. Понимание сначала прорезалось, а затем ускользнуло.

Он прочел подпись внизу.

«Маг».

Персефона протяженно выдохнула и начала смеяться. Это был смех облегчения, который звучал так, словно она бежала.

– Адам, – сказала она. – Доешь пирог.

Блу действительно порезалась.

После того как Адам зашел в гадальную, она на пробу открыла нож, и он послушно напал на нее. Вообще-то это была просто царапина. Она вряд ли требовала пластыря, но все-таки Блу его наклеила.

Она вовсе не чувствовала себя Блу Саржент, супергероем, или Блу Саржент, сорвиголовой, или Блу Саржент, плохой девчонкой.

Может быть, не следовало говорить Адаму правду.

Пусть даже прошло несколько часов после ссоры, сердце у нее по-прежнему вздрагивало. Как будто оно ни к чему не крепилось и от биения болталось в грудной клетке. Блу постоянно вспоминала собственные слова. Не нужно было сердиться; нужно было сказать Адаму с самого начала, нужно было…

Что угодно, только не так, как получилось.

«Почему я не могла в него влюбиться?»

Теперь он спал, растянувшись на кушетке, приоткрыв рот от бессознательного утомления. Персефона сказала Блу, что после ритуала он может проспать от шестнадцати до восемнадцати часов, а когда проснется, то, возможно, будет страдать от легкого головокружения или тошноты. Мора, Персефона и Калла сидели за кухонным столом, сдвинув головы, и спорили. До Блу то и дело долетали обрывки разговора.

надо было сделать это раньше

но он должен был признать

Она вновь посмотрела на Адама. Он был красив, и она ему нравилась, и, если бы Блу не открыла Адаму правду, они могли встречаться как нормальные парень с девушкой, и даже целоваться, не опасаясь того, что он умрет…