Имитаторы. Иллюзия "Великой России" - Александр Казинцев

Для власти «кавказская опричнина» может стать выходом. Тактическим, а не стратегическим: долго удерживать страну в подчинении подобными методами не получится, и, конечно, никакая «модернизация» в этих условиях невозможна. Но для простых людей, для коренного населения действия чужаков-опричников обернутся мукой.

Тут нижний предел падения национального самосознания. Тяга к «сильной руке», вырождающаяся в болезненный мазохизм. Если вы стосковались по насилию, необязательно так все усложнять. Достаточно выйти на улицу часиков эдак в одиннадцать ночи, найти подгулявшую компанию да и пересказать ей концепцию Пряникова. Они вам в лучшем виде «шмазь сотворят».

Можно предположить, что публикация полуанонимного эссе в интернете имела провокативный характер. Такую версию высказали участники дискуссии, развернувшейся в сети.

Впрочем, обнародованная Стратегия социально-экономического развития Северо-Кавказского федерального округа, подписанная В. Путиным в октябре 2010 года, изменила ситуацию в корне. Планируется резко повысить число мигрантов с Кавказа. В интернете эту затею прямо связали с попыткой властей найти в лице приезжих «верных защитников».

Как бы то ни было, материал Пряникова основан на реальном положении дел. И учитывает как пожелания властей, так и отчасти пересекающиеся с ними, хотя и отнюдь не по кавказскому вопросу, настроения в обществе.

Какие настроения? П. Пряников говорит об установлении режима, «подобного опричнине». М. Калашников прямо пишет об «инновационной опричнине». Не так давно появилась работа авторитетного политолога А. Фурсова «Опричнина — воспоминание о будущем?» («Наш современник», № 8, 2010). Режим, созданный четыре с половиной столетия назад, сегодня — «хит сезона». И это определенным (я бы сказал — определеннейшим!) образом характеризует не только ожидания общества, но и само общество. Так же, как и лихорадочные попытки наполнить историческую структуру содержанием современным. Фурсов честнее, он говорит не о чеченцах и не о Берии — отсылает к самому Иоанну Васильевичу.

Но здесь-то и начинаются проблемы, о которых не говорят, а возможно, и не подозревают сторонники «сильной руки». Что такое опричнина — средство для достижения цели или сама цель? Создается впечатление, что многие просто жаждут насилия: «Хоть бы кого-нибудь расстреляли». А если все-таки средство — то насколько оно приложимо к нашим конкретным условиям.

Представим: по улицам Москвы будут шнырять отряды кавказских «опричников». С какой целью? Бороться за сохранение целостности державы, как это мнится Пряникову? Достаточно четко поставить вопрос, чтобы обнаружить: это абсурд.

Что станут делать еврейские «штольцы» с русскими «обломовыми», и спрашивать не надо. Мы видим это ежедневно. И таки приходится признать: Абрамовичу, Мамуту и прочим «активным» удалось организовать русскую трудовую массу для выполнения задач. Своих задач. Хозяева квартируют в Лондоне, а здесь, на бескрайних просторах от Калининграда до Колымы на них вкалывают наши соотечественники. Но почему вы думаете, что «нация умных людей» (пользуюсь названием только что вышедшей книги Сенор Дэн, Сингер Сол. Нация умных людей. Пер. с англ. М., 2010) будет решать наши, а не свои задачи?

Фурсов умнее и дальновиднее единомышленников. Он формулирует: а) условия, в которых предстоит действовать «новым опричникам»; б) задачи, цель действия. «…Мир вступает в чрезвычайно опасную эпоху — в эпоху чрезвычайности. Нам предстоит увидеть возникновение немалого числа «чрезвычаек» на глобальном, государственном, региональном и локальном уровнях… И в этой ситуации опричнина с ее опытом может стать необходимым, хотя и недостаточным условием и средством, с помощью которого можно будет пройти кризис и вынырнуть в посткризисное будущее».

Первая часть посыла возражений не вызывает: глобальный кризис накренил не только экономику, но и сам образ жизни, цивилизационную основу современного мира, и в любой момент может обрушить ее в тартарары. Борьба будет, будут и «чрезвычайки».

Борьба за что? Прежде всего за знание. Чтобы заполучить контроль над ресурсами, территориями и пр., нужны знания. Сегодня особенно. Технологические. Управленческие. Прогностические. Нынешняя «чрезвычайка» — это «Рэнд корпорейшн». Или Институт в Санта-Фе, где разрабатывают «науку о сложности». Где глобальный мир — его проблемы, ресурсы, тенденции — раскладывают на составляющие, моделируют, компонуют вновь.

Разумеется, на подхвате Пентагон и частные охранные формирования, все шире применяющиеся в горячих точках вроде Ирака и Афганистана. Но именно — на подхвате: цели намечают интеллектуалы.

Где в этой схеме, реально действующей, в отличие от фантазий наших футурологов, видится место для опричника в сафьяновых сапожках и с аркебузой на плече?

О да, Фурсов подстраховывается. Он говорит: опричнина является условием «необходимым, но недостаточным». Упоминает об этом вскользь, «петитом». А надо бы выделить заглавными буквами! Что значит — условие «недостаточное»? Чего недостает? И как недостающее соотносится с наличным?

На первый вопрос автор отвечает. На последней странице! Там, где должно начаться самое важное, разговор обрывается. Да и что это за разговор? Деловитый и жесткий Фурсов вдруг растекается туманными словами о «тонких интеллектуальных и психоинформационных (психоисторических) струнах». Поясню: это о новом знании. Ну и кто будет на этих струнах наигрывать — Малюта Скуратов?

Между задачами сегодняшнего дня и примерами из прошлого возникает зазор, куда вытекает энергия работы. Кстати, о работе: что это — историческое исследование, пусть и написанное по принципу «Делай с нами, делай, как мы, делай лучше нас», или политический «эссей», элегантно сближающий «далековатые понятия» с помощью метафор?

Если исследование, то разговор один. И вести его следует по строгим законам исторической науки. Если «эссей» — дело другое. Даже не для политологов, а так — для любителей поговорить «за жизнь».

Беда в том, что Фурсов объединяет оба жанра. С одной стороны, у него «ЧК под названием опричнина». Метафора, беллетристический нарратив. С другой — хроника, хотя и не детализированная, событий 1565–1572 годов.

Выход из этой двойственности автор — отдадим ему должное — находит изящный: он провозглашает опричнину принципом государственного существования России. Этакая опричнина forever.

По существу, всю русскую историю Фурсов мыслит как черно-белую чересполосицу. Чередование нормальных периодов жизни и опричной «чрезвычайщины». Схема, не слишком отличающаяся от той, что навязывают нам советологи (А. Янов), говорящие о чередовании «реформ» и «контрреформ». Только, в отличие от них, Фурсов ставит знак «плюс» там, где они рисуют жирный «минус».

Но и тот, и другой вариант слишком схематичен, далеко не охватывает всего многообразия русской истории.

Фурсов вообще склонен к механистичности: «…С демонтажом — ремонтажом Третьего Рима». Сложнейшие исторические процессы сводятся к простейшим операциям, как при работе с кубиком Рубика или при решении компьютерной задачи. Надо — Третий Рим «демонтируем», надо — «ремонтируем». Это компьютерное мышление, которым грешат, как правило, западные исследователи. Видимо, оно проникает и в головы патриотов.