Книги онлайн и без регистрации » Современная проза » Былое и выдумки - Юлия Винер

Былое и выдумки - Юлия Винер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 77 78 79 80 81 82 83 84 85 ... 119
Перейти на страницу:

Наряду с восхищением и робостью человек этот вызывал у меня некоторый страх. Фанатизм любого сорта всегда отталкивал меня. Я немало встречала всяких фанатиков-сионистов, они не пугали меня, а только раздражали и иногда смешили. Раздражали шоры на их глазах, смешила высокая самооценка при глубоком невежестве. Не таков был Меир Гельфонд. Слишком он был значительной фигурой, чтобы раздражать, тем более смешить. Известная узость взглядов и интересов для фанатика неизбежна, но в невежестве его никак нельзя было упрекнуть. Сионизм у этого человека начинал превращаться в профессию, в цель, тогда как для меня он был лишь средством попасть в Израиль. Я, впрочем, иногда думала, что некоторая мера фанатизма не помешала бы и мне. Отучила бы от привычки всегда видеть обе стороны медали, что обычно сильно тормозит деятельность. Проще говоря, прибавила бы решительности. Действительной сионисткой я стала лишь в Израиле, когда здесь это уже практически вышло из моды.

Эти две легендарные личности, Фима Файнблюм и Меир Гельфонд, и были главными двигателями нашего похода (возможно, были и другие, но я их не знала). Я помню жаркие дебаты по поводу этого замысла. Подходящий момент или неподходящий? Насколько рискованно? Может ли дать результаты, не повредит ли всему движению в целом. Кто пойдет, кого звать. А я слушала и думала: только бы сговорились, только бы не отменили…

Это было до. А теперь я подходила к красивым дверям приемной с ужасом в душе. И с надеждой, что меня туда просто не впустят. И я с чистой совестью смогу вернуться домой.

У дверей я встретила двоих или троих соратников. Все радостно, весело приветствовали друг друга, и я так же весело поздоровалась. Ужас быстро ушел на дно. Нельзя было его показывать. Другие-то не боялись! Пусть думают, что и я нисколько не боюсь.

Вошли беспрепятственно, стражи у дверей едва глянули на паспорта. Об обыске с ощупыванием электронными лопатками и проходом сквозь электронные воротца никто и не мечтал тогда. Беззаботные были времена, бестеррорные!

Все, я внутри, никаких оправданий и отговорок больше нет. Отступать поздно. И стыдно.

Просторная прихожая с дежурным за столом, из нее вход в зал, то есть в саму приемную. Большой зал, вдоль стен плотно сидят люди. Все с какими-нибудь жалобами, заявлениями и прошениями. Каждый сам по себе, на соседей не смотрят, не разговаривают. Лица хмурые и понурые.

Всем вместе нам сесть было негде, мы расселись в разных концах зала. Постепенно я выискала знакомые лица. Мы начали понемногу собираться в кучку. Сколько именно народу придет, никто точно не знал. То один подходил, то другой. Я говорю «один, другой», потому что женщин нас было всего две. Ближе к полудню решили, что пора подавать нашу петицию. Под ней стояло тридцать с лишним подписей, пришли не все, но решили больше никого не ждать. Насчет того, кто именно с бумагой в руках стал в очередь к окошку, куда положено было протягивать свое прошение или заявление, я с полной уверенностью сказать не могу. Мне кажется, что это был Лева Фрейдин, ныне Арье Гилат, но имеются еще двое или трое претендентов. Один из них спустя годы прямо рассказывал: «Я встал, я подошел, я протянул…» Видимо, память подвела, бывает, – но занятно, что именно таким образом. А может, просто очень хотелось, чтобы это было так. А в другом месте это действие приписывается другому лицу, довольно известному писателю, про него я точно помню, что это не он подавал. Такие фокусы память проделывает с нами на каждом шагу, именно это я имею в виду, когда говорю, что пафос несколько повыветрился…

Так или иначе, петиция была подана. И немедленно отвергнута. Из окошка подателю было сказано: «Мы здесь принимаем заявления только от частных лиц, групповых не принимаем, заберите обратно». Подавший обратно не забрал, бумага осталась лежать перед чиновником. А чиновник немедленно схватился за телефон.

Если посмотреть на дело непредвзято, акция наша была подготовлена довольно-таки слабо. Главная наша защита, иностранные корреспонденты, которые должны были оповестить мир о происходящем и тем сдержать карающую руку властей, получили информацию поздно. Тут важен был точный, до минут, расчет: радио и телевидение в мире должны были сообщить о нашей акции не слишком рано, чтобы не предупредить о ней преждевременно кого не надо. Но при этом достаточно рано, чтобы власти поняли, что в мире всё известно – еще до того, как нас посадят в кузова военных машин и отвезут неведомо куда. Довольно долго чаши весов колебались и склонялись не в нашу пользу. Это мы, разумеется, узнали только потом.

И еще. Акция готовилась вроде бы в условиях строжайшей секретности. Но никто не предупредил, например, меня, чтобы я никому-никому ни словечка… Поэтому, встретив накануне на улице знакомого, но очень мало знакомого собрата-сиониста, я с энтузиазмом принялась его вербовать. Расспросив о деталях, знакомый немедленно согласился присоединиться. Как я могла знать, куда он пойдет, расставшись со мной? Я слышала, что многие, кому предлагали, отказывались. Само-то по себе это нормально, но таким образом круг посвященных все расширялся, секретность таяла на глазах…

Но чудеса бывают. Мировая пресса все же успела прийти к нам на подмогу как раз в нужный момент. Встреченный знакомый присоединился к нам, как и обещал. Из всех посвященных ни один – ни один! – не побежал стучать. Ну, ведь не может же быть, чтобы среди нас не было ни одного осведомителя?! Никак это невозможно. И тем не менее, наша акция застала власти врасплох. Я с тех пор слышала такую версию, что, мол, она вообще была спровоцирована самими властями. Что-то насчет стремления Советов укрепить Израиль активными еврейскими силами, с тем, чтобы напугать арабов и тем самым усилить зависимость арабских стран от СССР… Власти, мол, и сами хотели выпустить какое-то количество самых бойких и шумных, но не могли этого сделать напрямую, а то и другие попросятся. И вот, мол, придумали сделать это таким хитрым способом… Не знаю, может, что-то в этом и было, но как-то уж слишком по-византийски. Да и вообще, арабы прямо так уж испугались бы нескольких десятков, пусть даже сотен, добавочных израильтян? А что в конце концов будут сотни тысяч – этого, мне кажется, не предвидел никто.

А главное, мне трудно поверить, что заранее был специально организован такой тотальный спектакль. Как стало ясно позже, с противной стороны в нем участвовали сотни людей. Это уж даже для щедрой на людские ресурсы советской власти был явный перебор. Нет, не верю я в вышеупомянутую версию.

Мы сидели и сидели, и ничего не происходило. Просители в зале приходили и уходили, тихо подавали свои заявления, чиновники в окошках негромко им что-то говорили. Вообще было, на удивление, нешумно. И в этой полутишине прекрасно слышно было, как по всему огромному чиновничьему дворцу надрываются телефоны. Было полное ощущение, что телефоны эти отчаянно взывают в пространство: что делать? как поступить? срочно дайте указания!

Зал постепенно пустел. К пяти часам, кроме нас, никого не осталось. А мы сидели – и рассказывали анекдоты. Некоторые были очень смешные, мы громко ржали, и тогда из прихожей заглядывали в зал дежурившие там офицеры и смотрели на нас с недоверчивым удивлением. Все рассказывали, и мне тоже очень хотелось что-нибудь рассказать, но я, как всегда, ни одного анекдота вспомнить не могла. Вот досада! Вдобавок у меня начала болеть спина. Я уже тогда страдала хроническим заболеванием позвоночника, вот он и разболелся от долгого сидения. От смеха становилось только хуже. Я вставала, ходила, садилась – боль не проходила. И ни у кого не было никаких таблеток от боли. Меня начали уговаривать идти домой. Но я теперь домой вовсе не хотела. Я уже перебоялась, отпереживалась – и что же, все это зря? Теперь только и продолжать акцию!

1 ... 77 78 79 80 81 82 83 84 85 ... 119
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?