Неизменная - Гейл Кэрриджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так значит, ты вполне могла пережить укус графини Надасди.
Призрак смотрел на нее. Одно невыносимо долгое мгновение он словно приспосабливался к новым условиям своего бытия — или небытия, раз уж на то пошло. Избыточная часть Анжеликиной души просто парила в воздухе.
— Всегда знала, что могу быть чем-то еще, — ответила Былая Анжелика. — Но вам пг’ишлось меня остановить. Мне говог’или, вы опасны. Я думала, это оттого, что они боятся вас, того, кто вы есть и на что способны. Но я только сейчас поняла, что они боятся вас и саму по себе. У вас нет души, и это влияет на ваш хаг’актег’. Вы не только запрг’едельная, из-за этого вы еще и думаете не так, как все.
— Я могу это допустить, — ответила Алексия. — Трудно сказать наверняка, ведь мне ни разу не представилось случая подумать не только своей головой, но и чьей-то чужой.
Призрак, покачиваясь, висел в воздухе прямо над телом. Еще некоторое время его привязь будет совсем короткой и не сможет растянуться, пока труп не начнет разлагаться. Лишь по мере того, как этот процесс станет набирать обороты, призрак Анжелики сможет все сильнее удаляться от ее тела, обреченный на деградацию, постепенно погружаясь в безумие и становясь полтергейстом. Не самый приятный вариант загробной жизни.
Француженка смотрела на свою бывшую хозяйку.
— Вы позаботитесь о моем теле, или позволите мне сойти с ума, или пг’ямо сейчас прг’оведете экзог’цизм?
— Сколько возможностей, — довольно резко проговорила леди Маккон. — А что бы предпочла ты?
Призрак не колебался:
— Я хотела бы уйти сейчас. БРП заставит меня шпионить, а я не хочу г’аботать пг’отив моего роя или моей стг’аны. И сойти с ума не хочу.
— Выходит, у тебя все же есть моральные принципы.
Трудно было сказать наверняка, но, кажется, призрак улыбнулся, услышав это. Призраки всегда были не более чем посмертным энергетическим сгустком; существовала научная гипотеза, что каждый из них — это физическое воплощение памяти о себе самом.
— Их куда больше, чем вы думаете, — сказала Былая Анжелика.
— А что я получу взамен, если проведу экзорцизм? — поинтересовалась Алексия — недаром же она была запредельной.
Былая Анжелика вздохнула, хоть у нее не было больше легких, которые могли бы качать воздух. Леди Маккон даже стало интересно, как призраки умудряются разговаривать. Возможно, потом это надо будет обдумать.
— Я полагаю, вас мучает любопытство. Пг’едлагаю сделку. Я честно отвечу на десять любых вопг’осов. Потом вы дадите мне умег’еть.
— Зачем вы все это делали? — мгновенно и без колебаний спросила леди Маккон: это был самый легкий и самый главный вопрос.
Былая Анжелика растопырила десять призрачных пальцев и загнула один из них.
— Потому что графиня пообещала мне укус. Кто же не хочет вечной жизни? — Она помолчала. — Только Женевьева.
— Почему ты пыталась меня убить?
— Я никогда этого не пыталась. Моей целью была лишь Женевьева. У меня ничего не вышло. На диг’ижабле я охотилась за ней, и стг’еляла в нее тоже. Вы — неудобство, она — опасность.
— А отрава?
Былая Анжелика загнула уже три пальца.
— Это не я. Думаю, миледи, кто-то хочет вашей смег’ти. Четвертый вопг’ос.
— Думаешь, это мадам Лефу пытается меня убить?
— Думаю, нет, но с Женевьевой все непросто. Она ведь… как вы сказали? Она умна. Но если бы она хотела вас убить, тут лежало бы ваше тело, а не мое.
— Так зачем вам понадобилось убивать изобретательницу?
— Это пятый вопг’ос, миледи, и вы тратите его на Женевьеву? У нее есть кое-что мое. Она требовала, чтобы я забг’ала это обратно, а иначе грозилась рассказать об этом всему миг’у.
— Что может быть настолько ужасным?
— Она могла сломать мне жизнь. Графиня настаивает: никакой семьи. Она не кусает тех, у кого есть дети, так сказано в вампирском эдикте. Это не самое важное пг’авило, но она очень щепетильна в таких вещах. И я начинаю понимать, что она права, когда вижу, как леди Кингэйр усложняет жизнь вашему мужу.
Леди Маккон проанализировала все услышанное. Теперь она знала, почему фиалковые глаза показались ей такими знакомыми.
— Мальчик мадам Лефу, Джанел. Он ведь не ее ребенок, верно? Он ваш сын.
— Ошибка, которая больше не имеет значения. — Еще один палец загнулся. — Осталось три вопг’оса.
— Так мадам Лефу очутилась на борту дирижабля, преследуя тебя, а не меня! Она тебя шантажировала?
— Да. Или я исполняю свой долг матери, или она сообщает обо всем графине. Я не могла пойти на это, понимаете? Я же столько тг’удилась во имя бессмег’тия.
Алексия покраснела, благодаря холодный ночной воздух за то, что он охлаждает ей щеки.
— Так вы с ней были…
Призрачная Анжелика пожала плечами. Такой обыденный жест, даже сейчас, в бестелесной форме.
— Конечно, и много лет.
Леди Маккон почувствовала, что краснеет еще сильнее. В голове проносились эротические видения: темноволосая головка мадам Лефу рядом с белокурой Анжеликиной. Наверняка они весьма мило смотрелись вдвоем, хоть сейчас на почтовую открытку, то-то пикантно бы вышло.
— Ну, доложу я тебе, вы, французы, до ужаса странный народ.
Призрак засмеялся:
— Едва ли. Почему, по-вашему, графиня Надасди мною заинтересовалась? Уж позвольте вас завег’ить, миледи, не потому, что я делаю хог’ошие пг’ически!
Конечно, Алексии попадалось что-то такое в отцовской коллекции, но она и вообразить не могла, что за этим стоит нечто большее, чем мужские сладострастные фантазии или представления, разыгранные для утехи сластолюбцев.
Но чтобы две женщины добровольно проделывали друг с дружкой подобные вещи, да еще питали при этом взаимные романтические чувства… Неужели такое возможно?
Она даже не заметила, что задала последний вопрос вслух. Былая Анжелика фыркнула:
— Я могу сказать только, что когда-то она точно меня любила.
Теперь Алексия разглядела в действиях и словах изобретательницы нечто большее, чем видела изначально, благо общались они за прошедшую неделю немало.
— А ты, выходит, жесткая малютка, ведь так, Анжелика?
— Вы впустую тг’атите последний вопг’ос, миледи. Мы все становимся настолько жесткими, насколько нас вынуждают. Вот вы не настолько жесткая, как вам хотелось бы. Что скажет ваш муж, когда узнает?
— О чем?
— О-о, вы пг’авда не знаете? Я думала, вы пг’осто пг’икидываетесь.
Призрак засмеялся искренним недобрым смехом, предвкушая смятение и страдания, которые предстоят кому-то другому, не ему.
— О чем ты? Чего я не знаю?