Ядерный шантаж - Сергей Москвин

– Ну, все, Павел Андреевич, сворачивайте свои чертежи! – решительно заявил я, когда вода закипела. – А то даже хлеб порезать негде.

Чернышов оторвал взгляд от лежащей перед ним схемы, посмотрел на меня и неожиданно спросил:

– Тебе не кажется, что прошло слишком много времени?

– А я о чем! Уже десять минут восьмого, а мы еще не завтракали!

– Да нет, я не об этом. – Чернышов пренебрежительно махнул рукой в сторону чайника, батонов хлеба и варено-копченой колбасы, которые я уже достал из холодильника.

Вот всегда он демонстрирует пренебрежение к еде, в то время как еда для оперативника – первое дело! Потому что какая работа на голодный желудок, пусть даже оперативная?! Но мой начальник этого упорно не хочет понимать и как ни в чем не бывало продолжает свою мысль:

– Смотри, Гончаров получил от Берша фотоаппарат и микропленки в прошлый вторник, шесть дней назад. Шесть! Но ни сам Берш, ни его помощник до сих пор не потребовали у Гончарова фотокопии рабочих чертежей. Спрашивается – чего они ждут?

– Ну, мало ли, – ответил я, заливая всыпанную в стаканы смесь сахара и кофейного порошка кипятком. – Не успели.

– Хорошо, предположим, после убийства милицейского оперативника, обнаружившего их наблюдательную позицию, они решили на какое-то время затаиться, – продолжал рассуждать вслух Чернышов. – Хотя нет, помощник Берша передал Гончарову фотоаппарат уже на следующий день после убийства.

– Павел Андреевич, съешьте что-нибудь. – Я протянул Чернышову бутерброд. – У вас сразу мозги начнут лучше работать.

Чернышов послушно откусил кусок бутерброда и начал жевать. Избавившись от необходимости отвечать на вопросы начальника, я быстро проглотил свой бутерброд и тут же сделал себе еще. Но стоило Чернышову расправиться с полученным от меня бутербродом, как он вновь огорошил меня вопросом:

– Когда вы с Лисицыным нашли киоск, где погиб его оперативник?

– Во вторник, на следующий день после убийства, – с набитым ртом ответил я.

– Итак, утром помощник Берша передает Гончарову фотоаппарат, а вечером вы находите табачный киоск, откуда наблюдатели Берша следили за домом Гончарова и где прослушивали его телефонные разговоры. Вполне возможно, что после этого они на время затаились или… – Чернышов сделал паузу, – полностью прекратили все отношения с Гончаровым.

– Значит, вы полагаете, что они так и не позвонят инженеру?! – опешил я.

– Если Берш решил, что мы вычислили его агента на АМСЗ, он не позвонит, – уверенно ответил Чернышов.

– Павел Андреевич! – протестующе воскликнул я. – Но ведь Бершу нужны эти чертежи! Если он не добудет технологию производства ядерного оружия, Ирак может попросту перекрыть «Промэксу» нефтяной кран! Корпорация понесет громадные финансовые убытки, если вообще не обанкротится! Берш не может бросить свою разработку! Руководство «Промэкса» просто не позволит ему это сделать!

– Я и не утверждаю, что Берш прекратит разработку, – ответил мне Чернышов. – Но ведь Гончаров – не единственный человек на АМСЗ, который имеет доступ к ядерным секретам.

– Павел Андреевич, Берш просто не успеет провести разработку нового агента, – вновь возразил я. – Его наблюдатели и так уже достаточно наследили в городе. Сотрудники ГИБДД проверяют личный автотранспорт и устанавливают владельцев, оперативники вместе с участковыми обходят квартиры. Арзамас-29 – это не Москва. Уже проверено больше половины всех жилых домов. Боевикам корпорации недолго осталось гулять на свободе. Если они все еще в городе, через несколько дней мы их возьмем.

– Артем, в прошлую среду связанный с Бершем киллер-чистодел убивает в Москве несовершеннолетнюю проститутку, а на следующий день – ее сутенера. Как ты думаешь, какую роль играли эти люди в разработке Берша?

Я уже привык к тому, что Чернышов может внезапно сменить тему разговора. Поэтому своим неожиданным вопросом ему не удалось сбить меня с мысли.

– А почему вы думаете, что они обязательно должны были участвовать в последней разработке Берша? – в свою очередь спросил я у него. – Только потому, что так считает Олег Муромцев? Или потому, что сутенер и его проститутка были убиты тем же способом, что и депутат Варенников, и спившийся алкоголик Васютин? Между прочим, Берш является далеко не единственным заказчиком чистодела. Следовательно, заказ на ликвидацию проститутки и ее сутенера чистодел мог получить от кого-то другого. Посудите сами, Павел Андреевич, – какое отношение может иметь московская проститутка к Арзамасскому механосборочному заводу?

– Вот и я бы хотел знать – какое, – со вздохом ответил Чернышов. – Но, надеюсь, Олег это выяснит.

Мой начальник немного помолчал, потом встал из-за стола и начал собирать в стопку свои незаконченные схемы.

– Ладно, давай собираться, – сказал он мне, указав взглядом на грязные стаканы и оставшиеся на столе хлебные крошки. – Нас уже наверняка ждут в горотделе. Посмотрим, какие новости принесет сегодняшний день.

* * *

Первую новость нам сообщил начальник арзамасского отделения, едва мы с Чернышовым появились в его кабинете.

– Получена шифр-телеграмма, – он протянул Чернышову заполненный шифровальщиком бланк. – Завтра, в одиннадцать ноль-ноль, специальным литерным поездом Министерства обороны на АМСЗ будут доставлены три подлежащих демонтажу ядерных боеприпаса. Нам вменяется в обязанность обеспечить безопасность перевозки.

– Какие конкретно боеприпасы привезут на завод? – быстро спросил Чернышов.

Начальник горотдела развел руками:

– В телеграмме это не указано, но скорее всего это будут боеголовки тактических или оперативно-тактических ракет мощностью от десяти до пятидесяти килотонн.

– Как будет осуществляться перевозка?

По лицу Чернышова я понял, что его крайне взволновало последнее сообщение. Видимо, начальник горотдела тоже это заметил и поспешил успокоить Чернышова:

– Да вы не беспокойтесь, товарищ полковник, вся процедура давно отработана. Военные везут боеприпасы на специальном бронепоезде с собственной охраной. С виду локомотив и вагоны самые обычные, но на самом деле бронированные. Один вагон штабной, два с охраной и, наконец, вагон, в котором перевозится транспортировочный контейнер со списанными боеголовками. Бронепоезд заходит прямо на территорию завода. Мы обеспечиваем безопасность перевозки только в момент прохождения поезда по железнодорожной ветке. Военные загоняют вагон с боеприпасами прямо в цех, где из него краном извлекают контейнер с боеголовками. Собственно, с этого момента и начинается процесс утилизации. Начальник поезда вместе с представителями завода подписывают акт о передаче контейнера. Все. Бронепоезд отправляется назад, а в цехе демонтажа вскрывают контейнер и начинают разбирать полученные боеголовки. Правда, технологию этой процедуры я уже не знаю, – с улыбкой закончил начальник отделения.

Выслушав его, Чернышов поджал губы, что выражало у него крайнюю степень сосредоточенности. Я по возможности стараюсь не беспокоить начальника во время его размышлений. Начальник отделения тоже замолчал, не решаясь прервать мыслительный процесс московского полковника. Поэтому в кабинете сразу наступила такая тишина, что стало слышно, как бьется о стекло залетевшая муха. И вот в этой тишине вдруг пронзительно зазвонил телефон. Я даже вздрогнул от неожиданности и недовольно взглянул на стол начальника отделения, на который он выставил целых три аппарата. Хозяин кабинета, поняв свою оплошность, бросился к столу и начал поспешно снимать телефонные трубки. После того, как снял вторую, звонок оборвался. Начальник горотдела выслушал короткий доклад своего собеседника, потом повернулся к нам и извиняющимся голосом произнес: