По тонкому льду - Георгий Брянцев

Она прошла верхнюю долю легкого и этим осложнила дело. Плевральная полость была заполнена кровью. Пришлось наложить давящую повязку. Не лучше обстояло дело и с рукой: открытый, загрязненный перелом кости левого предплечья с повреждением крупных кровеносных сосудов. Потребовалась перевязка, накладка гипсовой повязки с открытым окном… Короче говоря, незнакомец пролежал в доме Заплатина чуть ли не месяц. Карл Фридрихович видел его еще два раза. Он не назвал себя, но обещал по выздоровлении объяснить Заплатину историю, в которую попал. Но объяснения не последовало. Он исчез. Исчез неожиданно и бесследно.

Карл Фридрихович вновь прервался и начал отхлебывать чай.

Андрей уже не сидел. Он шагал по комнате, глубоко засунув руки в карманы. Когда доктор прервал рассказ, он подошел к столу, ухватил руками спинку стула так, что побелели суставы, и спросил:

– Вы помните дату, когда явился ночной гость?

Я перевел взгляд с Андрея на Карла Фридриховича.

– И помнить нечего, – ответил доктор. – День рождения моего друга двадцать восьмого октября. Такие даты не забываются.

Взволнованный Андрей посмотрел на меня:

– Ты понимаешь?

– Ничего абсолютно.

– Двадцать восьмого октября в поезде мне нанесли ножевой удар.

Силы небесные! Кусок застрял у меня в горле. Неужели возможно такое совпадение?

Андрей вновь забегал по комнате, потом плюхнулся на стул, схватил Карла Фридриховича за руку:

– Ради бога! Вспомните, каков он из себя. Это очень важно.

– Понимаю, – кивнул доктор. – Теперь уже вы заинтриговали меня.

Незнакомец, по описанию доктора, был среднего роста, коренаст, крепко сложен, широкоплеч, лицо жестковатое, но с правильными чертами.

– Он, Дункель! – воскликнул Андрей.

– Да, пожалуй, – согласился я.

– Что вы сказали? – обратился доктор к Андрею.

Но Андрей был до того взбудоражен и взволнован, Что вместо ответа сам задал вопрос:

– Карл Фридрихович! Почему вам на ум пришла мысль именно сегодня и именно нам рассказать эту старую историю?

– Простите, – как-то смущенно проговорил доктор. – Дело все в том, что этого человека сегодня утром я встретил в городе.

Я и Андрей некоторое время смотрели молча друг на друга, думая об одном и том же: "Дункель в Энске!" Первым прервал молчание Андрей:

– Он вас тоже узнал?

– Не думаю. Нет-нет. А я его сразу. И вот еще что, – спохватился доктор. – У этого субъекта есть дурная привычка. Он любит пользоваться зубочисткой, когда надо и не надо. Я видел его не за едой, и было неприятно смотреть, когда он энергично ковырял в зубах.

– Дункель! Дункель! – снова воскликнул Андрей. – Неужели он тут обосновался?

Я развел руками Трудно сказать.

Мы просидели в этот раз у Карла Фридриховича очень долго. Пришлось поведать ему историю Дункеля, поскольку она уже не составляла никакой тайны.

Потом Андрей пошел к себе в бильярдную, а я решил пойти к Геннадию для зашифровки очередной радиограммы. Надо было сообщить на Большую землю о появлении в Энске Дункеля.

– Тайну эту знали лишь двое, – тихо проговорил Пейпер.

– Теперь будут знать четверо, – заметил я.

– Выходит, так, – согласился Пейпер.

Мы сидели без света в комнате, которую он занимал. Быстро падала долгая декабрьская ночь. За окном темнела узкая улица, покрытая снегом Пейпер не зажигал лампу: в полумраке беседовать было значительно легче, все чувствовали себя как-то свободнее. Пейпер был подготовлен к моему визиту.

Наш план несколько изменился. За несколько дней до этого Андрей, пользуясь приглашением Пейпера, побывал у него в гостях, а когда уходил, по секрету кое-что сказал. Он сказал, что имеет в Энске знакомого русского, которому известно, что Пейпер вовсе не Пейпер, а Шпрингер и не австриец, а немец.

Можно было предположить, что Пейпер рассмеется в лицо Андрею и вытолкает его взашей, скажет, что это не его дело – интересоваться биографией представителя оккупационных войск, или наконец потянет Андрея в гестапо, чтобы он не распускал язык. Получилось иначе.

Пейпер был потрясен. Новость ошеломила его. В течение нескольких секунд он не смог произнести ни единого слова и только шевелил беззвучно губами.

Мы дали ему возможность в течение нескольких дней пораздумать над своим положением. Андрей твердо рассчитывал, что Пейпер не сможет отделаться от нас молчанием. Так оно и вышло. Спустя четыре дня он зашел в бильярдную, заглянул в каморку Андрея и спросил:

– Кто он, тот русский?

Андрей сказал, что не уполномочен отвечать на такой вопрос.

– Быть может, вам известно, как он намерен распорядиться моей тайной?

– Я знаю одно, – пояснил Андрей, – он не станет делиться тайной с вашими соотечественниками.

– Вы уверены в этом? – тревожно поинтересовался Пейпер.

– Да.

– А мне можно повидать его?

– Безусловно.

– И познакомите меня с ним вы?

– Да!

– Я буду благодарен. Чем скорее это произойдет, тем лучше.

Зверь сам бежал на охотника.

Андрей не опасался, что Пейпер выкинет какой-нибудь неожиданный номер.

Он относился к числу людей, не обладающих искусством управлять своим лицом.

Лицо выдавало его мысли. И тем не менее, обдумывая план встречи с Пейпером, мы ориентировались не только на благополучный исход.

Что мог предпринять Пейпер? Он мог, рассуждали мы, привлечь верных друзей, заманить Андрея и меня к себе и расправиться с нами. А с нашей смертью умерла бы и опасность разоблачения, нависшая над головой Пейпера.

Рассуждая так, мы решили обезопасить себя: сорвали две назначенные встречи и вошли в дом Пейпера лишь тогда, когда были уверены, что он один. Конечно, он мог поступить иначе: принять нас, а уже после этого подать сигнал. Мы учли и это. Мой паренек и паренек из группы Андрея вели наблюдение за домом и должны были предупредить нас в случае опасности.

Но все идет нормально. Мы познакомились, сидим, беседуем, курим.

Понимает ли Пейпер, что повлечет за собой наша осведомленность?

Догадывается ли он, кто скрывается под личиной переводчика управы и маркера бильярдной из казино?

Думаю, что да. Пейпер производит хорошее впечатление.

– Ваше счастье, что тайной овладели мы, а не гестаповцы, – сказал я.