Идеальная для колдуна - Лика Семенова

— Артисты приехали?

Феррандо кивнул:

— Можно и так сказать. Я снял для нас комнаты с балконом прямо возле сцены. Тебе будет все прекрасно видно и слышно. Так что, будь красивой, на тебя будут смотреть. Тебя привезет Гасту, а я уже буду ждать там, у меня еще дела в Конклаве.

Он развернулся и вышел. А у Амели все запело внутри:

— Мари! Ты слышала? Артисты!

— Это чудесно, барышня!

Но радость вдруг сменилась страхом. На площади соберется толпа. Которая ненавидит Амели… И эта скандальная мещанка наверняка будет там. Там все будут… Они станут смотреть, тыкать пальцами…

Амели вернулась в альков, села на кровать:

— Мари, я не поеду.

На фарфоровом лице горничной отразилось недоумение:

— Что за глупости, барышня? Раз мессир велел — нужно непременно ехать. И показать им всем, что вы их не боитесь.

К Седьмой площади со всех сторон тянулся народ. Видно, впрямь ожидалось что-то необыкновенное. Карета вязла в людском потоке, Гасту, сидя на козлах, то и дело нещадно щелкал кнутом, разгоняя горожан. Амели смотрела в окошко, тайком, будто боялась быть замеченной, а в груди все стыло. Не было радости. Все завязалось тугим холодным узлом. Она бы хотела поворотить, но Гасту не послушает — у него приказ господина.

Наконец, карета выкатила на площадь, остановилась у одного из домов, и Амели скользнула прямо из экипажа в открытую дверь, оставшись незамеченной. Если люди что и видели — так краешек шитого серебром платья. Это немного успокоило.

На лестнице встретил лакей. Старый, вытянутый, преисполненный такой важности, что становилось неловко. Он отвесил церемонный поклон:

— Прошу за мной, ваше сиятельство. Для вас все приготовлено.

Амели и Мари поднялись вслед за провожатым по узкой лесенке на второй этаж, лакей учтиво открыл дверь и с очередным поклоном пригласил войти:

— Прошу, ваше сиятельство. На столе уже поданы вино и холодные закуски, но если что-то понадобится — стоит лишь позвонить в колокольчик.

Амели кивнула:

— Благодарю.

Комнаты были скромными, но чистыми. Впрочем, комнаты как комнаты, не лучше и не хуже, чем в родительском доме. Амели подошла к приоткрытым дверям на балкон, глянула в щель. Седьмая площадь была полна народу, голова к голове. Почти под самым балконом, перед подъездом ратуши, были сооружены деревянные подмостки. В самом центре возвышалось что-то, накрытое красным покрывалом. По обеим сторонам по два стула с высокой спинкой. С краю — бочка и какая-то палка, накрытая тряпкой. Уже выставили декорации. Оставалось лишь теряться в догадках: что же будут давать?

Но на душе все равно скребло. Амели предпочла бы остаться дома. Так было спокойнее, надежнее. Она теперь и не хотела выходить за пределы собственного сада. Еще и Феррандо нигде не было. От этого становилось только тревожнее. Амели так и смотрела в приоткрытые дверцы, не решаясь выйти, щипала ранний виноград из плетеной вазочки, чтобы чем-то себя занять.

Вдруг толпа затихла. Из дверей ратуши вышел глашатай Конклава в красно-желтом кафтане и берете с длинным малиновым пером, поднялся по лесенке позади подмостков, встал и протрубил мелодию, знакомую всем горожанам. Опустил инструмент, уперев раструбом в бедро, важно задрал голову:

— Горожане и горожанки! Внимание! Их превосходительства магистраты Конклава!

Мари распахнула двери, выставила стул и шепнула:

— Садитесь же, барышня! Что же вы! Так и станете в щель глядеть!

Амели опустилась. Мари принесла маленький табурет, обитый кожей, и села рядом.

Старики с видимым трудом заползали по лестнице. Амели никогда не видела их так близко. На свадьбе в соборе они были совсем рядом, но тогда она на них даже не смотрела. Тогда она умирала от страха… Теперь магистраты Конклава представились дряхлыми стариками в черном.

Один из них, видно, самый главный, выступил вперед, прокашлялся:

— Добрые жители Шалона! Сегодня знаменательный день, который благословил сам Создатель. Именно сегодня каждому из вас будет явлено настоящее чудо.

Толпа слушала, почтительно замерев.

— Для украшения нашего города и во славу Неурской девы, горячо почитаемой всеми нами, Конклав единогласным решением поручил его сиятельству господину Феррандо Альдари создать для города небывалое изваяние. Достойное величия и славы Неурской девы.

Амели охнула, отшатнулась, вцепилась в руку Мари заледеневшими пальцами:

— Да что же здесь происходит?

Та пожала плечами:

— Не знаю, барышня, миленькая! Клянусь, не знаю!

Амели сглотнула, не в силах оторвать взгляд от подмостков. Она уже узнавала очертания под красным покрывалом и готова была вот-вот упасть в обморок. Предусмотрительная Мари взяла с собой свои склянки и уже совала под нос Амели что-то пахучее. Но едва она немного пришла в себя, зажала рот ладонью, потому что узнала на лестнице знакомый силуэт. Феррандо в обличье отвратительного старика.

Казалось, сердце вот-вот оборвется. Хотелось вскочить, забиться в самый дальний и темный угол, но в то же время Амели не могла оторвать глаз. Сидела, как приклеенная. Феррандо поднялся, встал рядом с магистратом, оглядел толпу. Люди застыли, будто увидели призрак или еще какую невидаль.

— Горожане Шалона!

Услышав чистый чарующий голос, они пришли в еще большее недоумение. Перешептывались, переглядывались.

— Конклав оказал мне великую честь, доверив важное и почетное дело — создать небывалое чудо, которое принесет нашему городу славу и приумножит его красоту. Я потратил не один год, чтобы добиться хотя бы ничтожной доли того совершенства, которым обладала столь почитаемая нами Неурская дева. Я создавал и уничтожал. Создавал, в надежде приблизиться к идеалу, и снова уничтожал, пока не создал то, что хочу явить вашим глазам. — Он взялся за край покрывала: — Прошу, помогите мне, магистрат.

Старик с готовностью ухватился за другой край, и Амели закрыла лицо руками. Лишь услышала, как толпа стройно охнула и снова затихла. Наконец, она решилась взглянуть. Осторожно, сквозь щели между пальцами.

Статуя была одета в струящееся золото, которое колыхалось, как легкая ткань под дуновением ветра. Невозможно было оторвать взгляд. Статуя улыбалась, крутила головой, простирала нежные гибкие руки. Мраморные волосы тоже легко колыхались, будто на ветру. А вокруг бесконечно распускались дивные каменные розы с тончайшими лепестками.

Это была невероятная, восхитительная, поразительная красота. Хотелось смотреть и смотреть до бесконечности. Хотелось дотронуться. Казалось, люди просто не могли прийти в себя. Амели видела открытые рты.

Феррандо это забавляло. Он вновь вышел вперед, провел перед лицом ладонью, став, наконец, собой. По толпе волной прокатился новый вздох.