Перед тем, как он ее застрелил - Элизабет Джордж
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Джоэла набралось тридцать пять стихотворений, когда он решил, что настало время показать что-нибудь Айвену. Он отобрал четыре самых любимых и в тот день, когда нужно было вести Тоби в Учебный центр, заранее вышел из дому.
Джоэл застал Айвена дома; тот в белых перчатках занимался часами. На этот раз он не собирал их, а чистил, поскольку, как он пояснил, механизм взял моду бить не каждые полчаса, а когда вздумается.
— Совершенно неприемлемое поведение, когда речь идет о часах, — посетовал Айвен.
Они вошли в маленькую гостиную. На столике под окном на белом полотенце были аккуратно разложены часовые детали, маленькая масленка, пинцет и крошечные отвертки. Айвен указал Джоэлу на кресло возле камина, в котором когда-то жгли уголь; теперь же в нише за решеткой стоял электрокамин.
— Крайне утомительная работа. Хорошо, что ты пришел, это меня развлечет.
Сначала Джоэл подумал, что Айвен имеет в виду принесенные им стихотворения, и полез в карман за листками, удивленный такой проницательностью. Однако Айвен снова подсел за стол к своим часам. Он взял веточку мяты, засунул в рот и начал рассказывать о художественной выставке на южном берегу Темзы.
— Это было нечто непревзойденное, — говорил он.
Так, один экспонат представлял собой мочу в пластиковой бутылочке, за подписью автора, другой — бутылку воды на полке, висевшей высоко на стене. На табличке под полкой было написано: «Дубовое дерево».
— Еще там была целая комната, — продолжал Айвен, — посвященная озлобленной лесбиянке, которая самовыражается через диваны. Не вполне ясно, какой смысл она в них вкладывает, но сидеть на ее мебели ужасно неудобно. Наверное, так она мстит человечеству. Ты любишь искусство, Джоэл?
Айвен так неожиданно завершил свою болтовню вопросом, что Джоэл не сразу откликнулся, к тому же он не думал, что его мнением всерьез интересуются. Но Айвен оторвался от своих часов и посмотрел на Джоэла так по-дружески, что Джоэл выдал первое, пришедшее в голову:
— Кэл здорово рисует. Я видел его работу.
Айвен наморщил лоб, потом поднял палец.
— А, Кэлвин Хэнкок. Правая рука Стэнли. Да. Есть в нем что-то, ты прав. К сожалению, он совсем не учился, и что еще хуже, не хочет учиться. Самородок, большой необработанный талант. Значит, у тебя есть чутье. А как насчет остальных? Ты посещал какую-нибудь большую галерею?
Джоэл не посещал, но признаваться в этом не хотел. Врать тоже было неудобно, поэтому он пробормотал:
— Папа однажды водил нас на Трафальгар-сквер.
— Ага. В Национальную галерею. И что ты о ней думаешь? Немного скучновато? Или там было что-то интересное?
Джоэл теребил нитку на футболке. Он знал, что на Трафальгар-сквер есть какой-то музей, но они ходили на площадь смотреть на огромные стаи голубей. Они сидели на бортике фонтана и наблюдали за птицами; Тоби еще захотел вскарабкаться на льва, расположенного у основания высокой колонны в центре площади. Уличный музыкант играл на аккордеоне, девушка, выкрашенная золотой краской, стояла неподвижно, изображая статую. За это ей кидали монетки. Папа купил у мороженщика сахарные рожки, но они сразу растаяли, потому что день был жарким. Мороженое текло у Тоби по футболке и по рукам. Папа намочил носовой платок в фонтане и отмыл Тоби, когда тот доел рожок.
Давно Джоэл не вспоминал об этом. От этой картины у него защипало глаза.
— Да, если бы мы знали, как карты лягут, мы бы заранее продумали свой ход, — ни с того ни с сего произнес Айвен. — Но дьявольская игра в том и заключается, что мы этого не знаем. Жизнь застает нас врасплох, часто со спущенными штанами.
Джоэл не совсем уловил мысль Айвена, но не стал вдаваться в подробности, поскольку суть прекрасно понял. Одно мгновение сменяется другим. Вот они идут забирать Несс с урока танцев; ладошка Тоби в отцовской руке; Джоэл отстает на тридцать секунд — возле магазина распродаж в контейнере на улице лежат футбольные мячи. Он рассматривает их и даже не сразу понимает, что это за четыре хлопка, за которыми — громкий крик.
— Я вот что принес. — Повинуясь внезапному порыву, Джоэл вынул из кармана листки и протянул Айвену.
Тот взял их. Слава богу, он больше не говорил о картах и об их раскладе. Айвен положил листки на полотенце и склонился над ними так же, как склонялся над часами. Он молча читал, пережевывая мяту. Он по очереди изучал строчки. У Джоэла зачесались лодыжки; казалось, часы стали тикать громче обычного. Джоэл думал: «Какой же я дурак, что принес свои стишки. Идиот, кретин, тупица. Просто сдохнуть можно».
Наконец Айвен повернулся к мальчику.
— Величайший грех, — начал Айвен, — растратить свой дар напрасно, зная, что он у тебя есть. Проблема в том, что большинство людей не подозревают о своем богатстве. Они судят по внешним признакам, поскольку их научили смотреть только на достижения и результаты. Они отказываются признать, что настоящее благо — в процессе, в путешествии, в том, как распоряжается человек своим талантом, а вовсе не в том, сколько материальных ценностей он накопил.
Для Джоэла это было чересчур, поэтому он ничего не ответил. К тому же ему пришло в голову, что Айвену его произведения показались дурацкими, и теперь он просто не знает, как на них реагировать.
Тут Айвен открыл деревянный ящик, стоявший на столе, и достал оттуда карандаш.
— У тебя врожденное чувство ритма и языка, но местами не хватает навыка, и это портит впечатление. Давай возьмем вот это стихотворение… Вот. Покажу тебе, что я имею в виду.
Айвен подозвал Джоэла к столу и начал объяснять. Он употреблял термины, которых мальчик не понимал, и делал пометки на бумаге, растолковывая их значение. Айвен говорил медленно, с такой дружеской симпатией, что Джоэл без всякой неловкости внимал ему. Кроме того, Айвен был абсолютно серьезен, и Джоэл понимал, что таково отношение Айвена к его творчеству.
Джоэл с таким увлечением слушал речь Айвена, так внимательно наблюдал за тем, как тот находит возможность улучшить каждое стихотворение, что вспомнил о времени, только когда раздался бой часов. Мальчик взглянул на циферблат — прошло почти два часа. Он пробыл у Айвена лишний час и, значит, на час опоздал в Учебный центр за Тоби.
Джоэл с возгласом «Черт возьми!» выскочил в прихожую.
Айвен что-то крикнул ему вслед, но Джоэл его не услышал. Единственное, что он слышал, шлепанье своих кроссовок по асфальту.
Джоэл пулей влетел в холл Учебного центра. Задыхаясь, он выпалил: «Тоби… прости», но в холле никого не было, кроме молодой женщины, которая грудью кормила младенца, в то время как другой малыш, с пустышкой во рту, держался за ее юбку.
Джоэл все же поискал Тоби, словно тот мог спрятаться под диваном или за вазой с искусственными цветами. После этого Джоэл отправился за Люси Чинакой. Та сидела в своем кабинете.