Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941-1942 - Георг фон Конрат

– Да, капитан.

– Ваш позывной Четвертый. Фогель, ты слышишь меня?

– Да.

– Ты будешь отзываться на «Пятый», а Фукс – на «Шестой». Как далеко вы находитесь от меня сейчас?

– Мы как раз проезжаем наши танки на реке, – ответил Фогель.

– Не останавливайтесь там, – быстро сказал я им. – Еще километр, и прямо упретесь в мой танк, который стоит открыто посередине поля. Мы полностью предоставлены самим себе. Лейтенант Бок, вы встаньте слева от меня, на расстоянии ста метров. Фогель и Фукс, остановитесь справа. Постарайтесь быть через три минуты – мост почти готов.

Я неотрывно следил за происходящим впереди и лишь изредка смотрел по сторонам. Все мое внимание было приковано к холму. Три танка до сих пор не показывались, наконец, повернувшись, я увидел их. Они и впрямь добрались молниеносно и организованно заняли свои позиции. Русские замешкались, очевидно решив, что это вернулись недавно отъехавшие танки, а это означало, что они понятия не имеют о том, что происходит на холме. Нам удалось ввести их в заблуждение, и они до сих пор пребывали в неведении. Увидев подошедшие танки, русские открыли заградительный огонь, который ничем не мог помочь им. Я не хотел рисковать, пытаясь выяснить сам, добрались ли танки до холма, и ждал их сообщений.

– Через несколько секунд вы увидите три танка, объезжающие холм, тот самый, где мы установили распределительный щит, – объяснил я ребятам. – Они наши. Мы пойдем в атаку на русских, как только увидим своих, выезжающих из-за холма. Мы должны прикрыть их любым возможным путем. У нас мало времени.

Похоже, танки следовали, урывками перемещаясь от укрытия к укрытию. Несколько секунд спустя я услышал выстрел – стрелял танк Бока. Сразу же на другом краю раздался взрыв.

– Я просто заметил грузовик, наполненный противотанковыми минами, – объяснил он. – Нужно было его подчистить.

– Естественно, – усмехнулся я.

Русские пехотинцы не давали нам расслабиться. Время от времени они обстреливали нас, хотя и безуспешно. Наконец три танка показались вдали, спускаясь с возвышенности, проехав по равнине и миновав следующий холм, они направились в заросли кустарника. Я так ослаб, что едва находил в себе силы, чтобы наблюдать за ними. Затем я заметил, что они уже открыли огонь. Пехотинцы, до этого стоявшие лицом к нам, немедленно развернулись и, как сумасшедшие, бросились в направлении своих танков. Русские, находившиеся на противоположном берегу реки, присоединились к пехоте и все вместе стали обстреливать наших, превратив холм в одно сплошное облако пыли. Казалось, что, откуда ни возьмись, сама собой выстроилась огромная серая стена, без единой расщелины, в которую вряд ли бы проскочила даже мышь.

– Пора, ребята! – закричал я. – Настала наша очередь!

Невозможно было сказать, целы ли танки на холме или нет. Русские ударили по ним, используя всю технику, имевшуюся у них, полностью игнорируя наших на реке. Мы неслись на полном ходу, забыв о пехоте, преграждающей нам путь. У всех нас в голове была только одна мысль – уничтожить этот мост, любым способом. На этот раз мы не сомневались, что они бросили свои танки и пустились наутек. Сейчас мне казалось, что достаточно одного моего сверлящего взгляда, и полковник будет сражен наповал. Мы гнали, расстреливая всех, кого видели, и свежепролитая кровь только усиливала азарт. Каждый из ребят сейчас хотел показать, что ничем не уступает никому в подразделении, особенно мне.

Я видел, как пули прыгают по воде, слетая с холма, поэтому я знал, что по крайней мере один из танков дееспособен. Я надеялся, что это был Хорст. Мы летели почти со скоростью самолета в сторону моста, а затем, словно мыши, перебежками добирались от дерева к дереву, от куста к кусту и так далее. Пехота, атаковавшая нас так неистово, теперь не менее яростно отступала. Нам оставалось пятьсот метров до моста, поэтому русские были вынуждены направить свой огонь на две стороны – на нас и на холм. Тем не менее у нас все же оставалось одно преимущество. Мы могли оставаться в укрытии до тех пор, пока танки противника не взберутся на насыпь и их огонь не станет по-настоящему опасным для нас. А пока даже снаряды, пущенные нами вслепую, были эффективны.

Батальон саперов прекратил свои работы, когда понял, что это бесполезно. Понтоны уже находились в воде, но закрепить их не успели. Еще какие-то секунды мы не начинали атаку, а солдаты, находившиеся возле понтонов, пытались зафиксировать их. Вскоре я заметил, что выстрелов с холма больше не доносится. Оставалась надежда, что мои подозрения не оправдаются. Даже незначительная стрельба поднимала столько пыли, что видимость становилась практически нулевой. Только теперь, когда танк отчетливо стал вырисовываться на насыпи, у нас появилась конкретная цель для удара. Но нам еще нужно было каким-то образом добраться до моста и разрушить его. Наши военно-воздушные силы, казалось, совсем забыли о нас, и именно в тот момент, когда мы больше всего нуждались в их помощи. Несколько сброшенных бомб могли бы уничтожить мост и без нас.

Сражение становилось все более жестоким.

Русские пытались воспользоваться любыми средствами против нас, но мы не оставались в долгу и двигались то вперед, то назад, то маневрируя из стороны в сторону, то выходя на открытую местность, то, наоборот, отступая. И ни на момент не прекращали стрелять. Русские не понимали, что мы делаем. Мы выходили на всеобщее обозрение, а затем исчезали, не давая им возможности уловить, сколько же нас на самом деле. Если бы даже русские танки пришли им на помощь, то они могли бы начать палить по своим, приняв их за врага. Мы-то находились в русских танках.

Мы все ближе подбирались к мосту. Фукс, находившийся на крайнем левом фланге и, соответственно, ближе остальных к реке, имел наилучшую возможность рассмотреть мост.

– Я думаю, они во что бы то ни стало попытаются перегнать танки через него, – прокричал он.

– Тогда не стоит дожидаться, начинай обстрел моста.

Я надел на голову русский шлем. Если окажется кто-нибудь из их чертовых снайперов в округе и решит выбрать нас своей мишенью, возможно, эта жестянка хоть немного обезопасит меня. Я указал Дите, куда следовать. Три танка уже переехали реку и были на нашей стороне. Если еще парочка успеет пересечь мост, у нас вообще не останется шансов на спасение. Казалось, Фукс разучился стрелять, так как залпы, выпущенные его танком, совершенно не повредив понтоны, падали в воду. Я остановил танк и дал команду стрелять. Первый выстрел не достиг цели, зато второй попал прямо в центр понтона. Все мое внимание было приковано к мосту. Следующий выстрел, и снова в цель. Я увидел, как один из русских танков сворачивает с моста. Дита продолжал целиться. Я попробовал связаться со Вторым и Третьим, но они больше не выходили на связь. Было ощущение, что танки на вершине холма растаяли в воздухе. Оставалось надеяться, что кому-нибудь из экипажа все же удалось выбраться. Вдруг справа от себя я увидел, как танк Фукса с ревом влетел вверх, а затем, беззвучно упав на землю, загорелся.

Я смотрел на него в оцепенении, как мне показалось, целую вечность, совершенно забыв о войне. Никогда еще я не был так близко к горящему танку и не мог поверить, что вижу эту картину наяву. Железо, из которого была сделана машина, раскалилось докрасна, и танк стал похож на топку. Мне показалось, будто я вижу тени людей, пытающихся выбраться наружу. Но я понимал, что это всего лишь игра воображения. Ни у кого из них не было шанса.