Крымская кампания 1854-1855. Трагедия лорда Раглана - Кристофер Хибберт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, как независимо держался Пелисье, удивляло многих. Казалось, на него не производят никакого впечатления многочисленные телеграммы, письма, приказы и депеши, которыми Наполеон III выматывал нервы Канробера. Он небрежно совал полученные бумаги в карман, и многие были уверены, что новый командующий вовсе не читает их. Даже генерал Ниел, который заранее предвидел, что общение с этим «сердитым коротышкой» будет нелегким, был поражен таким неуважением. Когда Ниел в очередной раз выступил с протестом против игнорирования командованием планов императора, Пелисье вышел из себя и заявил, что не намерен потом бороться с неприятностями, которые непременно последуют после выполнения такого плана.
Он не считал нужным скрывать, что ни во что не ставит военные проекты Наполеона III и не намерен им следовать. Пелисье полагал, что после того, как интенсивным артиллерийским огнем удалось почти полностью разрушить систему обороны русской армии, Севастополь следует атаковать фронтальным ударом, не дожидаясь заумных указаний из Парижа. Он был согласен с Рагланом в том, что действительно было бы неплохо отрезать русских от тыла, однако если и наносить такой удар, то из Евпатории. Он был заодно с Рагланом и в том, что ни в коем случае не следовало отзывать войска, отправленные в рейд в сторону Керчи. Пелисье поддерживал многие идеи Раглана. Он испытывал симпатию к англичанину и уважал его. По словам первого лорда Адмиралтейства Чарльза Вуда, Пелисье даже предлагал Раглану стать главнокомандующим объединенными силами союзников. Французский генерал подружился с вежливым английским аристократом, так не похожим на него самого, той искренней и самоотверженной дружбой, на которую редко способны столь жесткие и несентиментальные люди.
Два генерала решили между собой предпринять новый рейд на Керчь. Операция под командованием генерала Брауна прошла блестяще. Никто не препятствовал высадке союзных войск 26 мая; русские батареи были уничтожены. Через четыре дня после прохода через Керченский пролив союзной эскадры кораблями союзников в Азовском море было потоплено более 200 транспортных судов русских. Примерно столько же русские моряки были вынуждены потопить сами. Но когда основные силы отправились в Еникале, оставив в городе лишь небольшой гарнизон солдат и матросов, которому были поручены охрана Керчи и уничтожение нескольких расположенных там предприятий, по городу прокатилась настолько ужасная волна грабежей и насилия, что местные жители до сих пор вспоминают о тех днях с ужасом и отвращением.
«Наши попытки остановить мародеров и насильников, – писал Рассел, – были слабыми и нерешительными». Он видел, как матросы тащили к своим кораблям груды бесполезных для них вещей, аляповатые картины, изображавшие святых и Иону в пасти кита, книги на русском языке, чучела птиц, – все это грузилось на тележки и везлось в порт, где по приказу офицеров сбрасывалось в море. Как обычно, французы оказались более удачливыми «охотниками». Они собирали все, что, по их мнению, представляло какую-то ценность.
По улицам с воплями носились толпы турок и татар. Не удовлетворившись простым воровством, они врывались в дома, ломая окна и мебель, насиловали женщин и отрубали головы детям. Если днем небо было серым от дыма, к ночи оно стало красным от полыхающих домов, магазинов, судов и заводов. Спустя две недели грабежи в Керчи и Еникале все еще продолжались. На берегу моря метались толпы бездомных людей, жаждущих попасть на корабль, направлявшийся в Одессу или Ялту. От домов, в которых жили русские купцы, остались только чадящие остовы. Керченский музей, располагавший одной из лучших коллекций произведений древнегреческого искусства, был превращен в руины, а его экспонаты были уничтожены или разворованы.
Это был постыдный эпизод. Раглан со стыдом упомянул о нем в письме жене и признался, что чувствует себя лично ответственным за случившееся. Туркам, заметил он, никогда нельзя давать воли. Впрочем, и его собственные, и французские солдаты вели себя в Керчи немногим лучше. Пелисье невозмутимо заявлял, что считает более важным то, что была достигнута стратегическая цель экспедиции: «Мы нанесли удар по глубоким русским тылам. Теперь перерезана основная линия их снабжения».
Французы праздновали еще один успех. 23 мая их войска атаковали и захватили передовые укрепления русских, расположенные перед основной линией обороны. Еще через два дня генералы Бруне и Канробер, который теперь успешно командовал корпусом Пелисье, уничтожили лагерь русских войск в Чоргуне, расположенный выше долины реки Черной. Впрочем, целью этих операций было скорее поднять дисциплину и встряхнуть солдат от скуки, дав им практическое дело перед предстоящим серьезным испытанием: штурмом Малахова кургана.
Однако, прежде чем атаковать Малахов курган, необходимо было захватить и уничтожить прикрывавшие его с фронта и фланга укрепления русских войск на Мамелоне и на Инкермане. Было принято решение, что французы будут наступать на этих двух участках, в то время как англичане в ту же ночь предпримут атаку с фронта на редан, или, как его еще называли, карьер. Утром 6 июня должна была начаться артиллерийская подготовка наступления.
В Англии с нетерпением и надеждой ждали результатов наступления, которые, как все были уверены, не заставят себя ждать. Теперь все считали, что с армией снова все в порядке. Большинство населения было склонно поддерживать политику правительства и парламента. Панмор уверял Раглана, что «комитет Робука никому не причинит особых беспокойств. Теперь здесь реагируют на происходящие события совсем по-другому».
Тем не менее, некоторые все еще считали необходимой замену и отставку нескольких офицеров штаба Раглана. В мае в правительстве вызвало некоторое беспокойство заявление лорда Элленборо относительно «отсутствия руководства военными действиями». А лорд Гревилль напомнил Пальмерстону о прежнем решении отозвать из Крыма генералов Эйри, Эсткорта и Филдера. Пальмерстон вновь занервничал. «Я считаю, – заявил он Панмору, – что пока вы не назовете кандидатуры на замену этих людей... споры будут кипеть с прежней силой. А это еще более губительно для правительства и вредно для армии, чем то, что они останутся на своих должностях... Я часто предупреждал вас об этом, но вы не обращали внимания на мои аргументы; теперь нам приходится просто наблюдать, как наши оппоненты извлекают из сложившейся ситуации выгоду для себя».
Пальмерстона не нужно было предупреждать вторично. Правительству удалось заручиться поддержкой церкви и военных кругов. Лорд Элленборо получил суровый отпор.
Страна вздохнула с облегчением. В Англии стояла прекрасная погода. Начался сезон отпусков. В армии стали забывать об ужасах зимы. Теперь каждый был уверен в том, что война скоро закончится победой союзников.
Огонь был настолько плотным, что нам оставалось только, наклонившись, бежать вперед изо всех сил.
Приехавшим в Крым в эти ранние летние дни могло показаться, что происходившие там события напоминают сельскую идиллию. Там теперь регулярно проводились соревнования по бегу; солдаты ездили купаться на покрытый галькой берег моря в восточной части гавани, ловили рыбу в реке Черной. В организованном зуавами театре ставились диковинные пьесы, от исполнения которых актеры получали не меньшее удовольствие, чем зрители. Полковые оркестры играли самую разнообразную музыку, начиная от военных маршей и кончая бравурными мелодиями Шуберта и Ланнера. Английские музыканты, освободившиеся от тяжелых забот по уходу за больными, начистили и настроили свои инструменты и приступили к ежедневным репетициям. И все же самым лучшим считался оркестр сардинской армии, который прекрасно исполнял даже оперные арии. Сами сардинские солдаты, с загорелыми красивыми лицами, выглядели очень эффектно в своих театральных головных уборах, украшенных черными петушиными перьями.