Последняя Ева - Анна Берсенева

Вообще-то в этом не было ничего удивительного. Люди пришли бы, даже если бы муку выдавали ночью. Надя и сама не понимала, что это вдруг случилось с мукой и куда она так быстро исчезла. Отец что-то объяснял про разделение обкомов на городские и сельские, но она не очень поняла, да, по правде говоря, и не вникала. Во всяком случае, даже на Украине хлеб стал редкостью, а белые булочки в школах выдавал лично директор – по одной, а то и по половинке на ученика.

Надя собралась было уже пойти домой, чтобы вернуться к указанному времени, как вдруг вспомнила, что должен подойти Валька с расчетной книжкой. И где он будет ее искать? А у него ведь завтра какая-то контрольная… Наде стало неловко из-за того, что она как будто бы подводит сына Эмилии Яковлевны.

Она вышла из двора домоуправления, вернулась назад по Большой Ордынке. Подъезд дома, в котором жила Эмилия, тоже совсем не изменился – так же громыхал лифт, зияли лестничные пролеты и гулко отдавались шаги по затертым ступенькам.

И так же, как в прошлый раз, сын Эмилии Яковлевны сам открыл дверь. Только теперь на нем была не белая нейлоновая рубашка, а свитер – тоже светлый, вязаный. И темные, как спелый виноград, глаза так же смотрели на Надю.

– О! – воскликнул он. – Надя из Чернигова! А ты чего пришла? Мама звонила, я уже собирался бежать с расчетной книжкой. Только перекусить хотел.

В руке он держал бутерброд с желтым ноздреватым сыром.

– Ты поешь нормально, – сказала Надя. – Там только вечером муку будут давать, можешь не спешить.

– А-а… Ну, проходи тогда, – немедленно предложил Валя. – Проходи, Надя, вместе пообедаем.

Черниговский поезд пришел около двух часов дня, пока она ехала с вокзала, пока «завтракала», пока разбиралась с мукой… Увидев, как аппетитно Валя жует бутерброд, Надя почувствовала, что ужасно проголодалась.

– Есть гороховый суп, – сказал он, когда они прошли на большую общую кухню – ту самую, где под песни Окуджавы когда-то сгорел «яблочный пай». – Что уже прекрасно. Кроме того, есть эскалопы. Правда, сырые, мама сегодня утром купила на Страстном бульваре. Будем жарить или обойдемся?

По его лицу видно было, что ему хочется эскалопов, но неохота с ними возиться.

– Я могу поджарить, – предложила Надя. – Они же готовые, наверно? Тогда это быстро.

– Да? – Валя улыбнулся, и Надя с непонятной для себя радостью узнала его улыбку: вроде смотрит чуть исподлобья, и вдруг все лицо расцветает. – Тебе это правда не будет трудно?

– Правда, – в ответ улыбнулась она. – Доставай свои полуфабрикаты!

– Я тебя пока буду разговорами развлекать, чтобы тебе не было скучно, – сказал Валя, открывая один из стоящих на кухне невысоких пузатых холодильников. – Что тебе рассказать?

– Да что сам хочешь! Я, знаешь, еще не совсем в себя пришла, – призналась Надя. – Очень уж все быстро…

– Ты в Строгановское собираешься поступать? – поинтересовался он. – Интересно – художницей будешь… А я в Бауманском учусь, знаешь такое?

Эскалопы зашкворчали в золотистом масле, Надя убавила огонь и покачала головой:

– Не знаю… Что это – Бауманское?

– Высшее техническое училище – ну, вроде Политеха. Но фактически университет, если по уровню. У нас лучших в мире инженеров готовят!

– И ты будешь лучшим в мире инженером? – улыбнулась Надя.

– Ну, не знаю… – смутился Валя. – Как получится, конечно.

– А что ты будешь строить?

Она почувствовала, как сердце ее едва ощутимо сжалось от далекого воспоминания.

– Я не то чтобы строить, – объяснил Валя. – Я буду разрабатывать… двигатели летательных аппаратов. Понимаешь?

– Что значит – летательные аппараты? – удивилась Надя, отогнав воспоминание. – Самолеты?

– Не совсем… – Видно было, что он замялся, потом, словно решившись, сказал: – Ну ладно, ты же не будешь об этом болтать, да? – Надя кивнула. – В общем, это не самолеты, это ракеты…

– Раке-еты! – ахнула Надя. – Которые летают в космос?

Наверное, выражение лица у нее было ужасно удивленное, Валя даже улыбнулся. Но еще бы ей было не удивляться! Гагарин полетел в космос всего две недели назад, об этом говорили везде и всюду. Надя отлично помнила, как в день его полета все соседи выбежали во двор, плакали, целовались, поздравляли друг друга и, затаив дыхание, слушали радио.

– Да, – кивнул Валя. – Которые летают в космос. И не только в космос… Может, если повезет, я даже уеду работать на космодром Байконур. Но, Надя, ты извини: действительно не надо никому рассказывать. Я вообще-то не должен был тебе об этом говорить, но как-то…

– Я не буду, Валя, честное слово! – горячо пообещала она. – Я же понимаю… Все, готовы эскалопы, садись.

Эмилия Яковлевна появилась, когда процесс поедания эскалопов был уже почти завершен.

– Ого! – воскликнула она. – Что, уже отоварились? Надо же, как правительство о нас заботится – и пяти часов не прошло!

Узнав, что ее восхищение правительством преждевременно, Эмилия усмехнулась:

– Ну, значит, все в порядке: мы на родине. И ночь Страстного четверга проведем как положено – в очереди. Вы что сейчас собираетесь делать? – спросила она.

– А что, мам? – переспросил Валя.

– Я собираюсь, пока есть время до просмотра, сложить хоть пару ящиков, – ответила Эмилия Яковлевна. – По-моему, это не кончится никогда. Мы никогда не переедем, потому что упаковать все эти книги просто невозможно. Мы на новую квартиру переезжаем, – объяснила она Наде. – Хотя я, по правде говоря, уже не понимаю, зачем. Конечно, Аэропорт – не Ублюдково какое-нибудь, вишни даже какие-то растут в бывших садах… Но все равно. Ездить на работу в метро… Ужас!

– А ты купи машину, – посоветовал Валя. – Правда, мамуль, ты будешь очень эффектно смотреться за рулем. Лиля Брик ведь водила, она же тебе сама рассказывала.

– Да, в двадцатые годы, когда в Москве было полтора авто. И то ухитрилась сбить девочку, хорошо не насмерть. Ни за что! – воскликнула Эмилия. – Всю дорогу быть сосредоточенной на каких-то скоростях и передачах – нет, это не для меня. В лучшем случае я разобью только машину. Разве что ты будешь водить, Валечка. В общем, – прекратила она посторонний разговор, – я предлагаю такой план. Сколько там нам осталось до муки и просмотра? В течение двух часов мы с Надей складываем книги, а ты готовишься к контрольной.

– Ладно, – кивнул Валя. – Только мы все вместе складываем книги, а к контрольной я готовлюсь потом.

Он произнес это таким спокойным, но исключающим возражения тоном, что его маме оставалось только согласиться.

Книг и в самом деле оказалось такое множество, что уложить их представлялось делом невозможным. Книжные стеллажи сплошь закрывали все стены от пола до потолка, но не в той комнатке, где пел Окуджава, а в соседней, попросторнее. Кроме книг, в этой комнате стояла кушетка, покрытая каким-то необычно пестрым пледом – как выяснилось, перуанским, – и письменный стол, заваленный математическими книгами и чертежами.