Возвращение милорда - Екатерина Федорова

Стенки упали. Прапор бросил приглушенным голосом несколько слов стоявшим вокруг людям. Черно-золотые рыцари тут же начали расступаться, высвобождая широкое пространствоа вокруг прапора и Сергея.

Полянка, на которой они стояли, уже потеряла свой прежний идиллический вид – вместо деревьев с округло-кокетливыми кронами вокруг теперь возвышались одни обгорелые стволы и каменные скульптуры с полуобвалившимися ветвями, траву заменил ковер из комьев земли и вывороченного наружу дерна…

– Чего вы хотите от нас, милорд… и сэр? – прохрипел высокий седовласый старец, стоящий сейчас напротив него. – Мы выполним любую вашу волю, ибо поединок нами честно проигран… Мы не смогли одолеть вашей силы.

Сергей помедлил, ощущая, как его переполняет сожаление – слишком благородны были эти люди, несмотря на все свои черные дела. Просто их с детства научили разделять мир на гоев и изгоев, но это не было их виной, это было их воспитанием…

– Я предлагаю вам изгнание, – хмуро сказал он, – вместо Проклятия. Уверен, вы, как люди практичные, уже давно в странствиях по мирам присмотрели себе какую-нибудь достаточно уютную землю – без врагов и без сомнительных друзей, с хорошими угодьями и дичью… И безлюдную. Набирайте себе на добровольных началах девиц из ближайших деревень – и вперед, отправляйтесь создавать новый мир, новый народ– свой собственный…

Прапор угрюмо смотрел в землю.

– И разумеется, мне потребуется клятва вашего ордена, что отныне вы не будете угрожать жизни и спокойствию в Нибелунгии.

– Новый народ… – тяжело протянул старик. – Это века. Сколько всего будет утеряно, забыто.

– Ваша просвещенность этому миру пришлась не по вкусу, – устало сказал герцог Де Лабри. – Или вы все-таки выберете Проклятие?

– Нет, милорд…

– Ну вот и чудненько.

Его отвели в одну из комнат палагойского замка, куда тут же явился юноша – почти мальчик – и предложил герцогу подкрепить силы едой. Голос у парня был сердитым, и говорил он практически не разжимая губ. Сергей кивнул, мальчик (впрочем, он был всего года на два моложе самого Сергея) тут же принес в комнату внушительной величины поднос, поставил его на стол возле окна, затем брякнул туда же чашу с водой для умывания и вышел, не забывая по-воински печатать шаг. Лицо у мальчика – то ли пажа, то ли оруженосца – было надутым, как у оскорбленного в лучших чувствах хомячка.

Сергей что-то взял с подноса, вяло пожевал, совершенно не различая при этом вкуса, и повалился спать, по-прежнему не снимая с руки перчатки. Рука чесалась и зудела, но усталость была слишком велика, чтобы он мог из-за этого начать мучиться бессонницей. Снимать же перчатку Сергею вовсе не хотелось – вокруг были отнюдь не друзья, и замок назывался не Дебро, а Чехура.

Своего же приказа-просьбы о защите он пока что не отменял, так что перчатка сейчас оставалась единственным (и достаточно надежным) гарантом того, что его сон не перейдет в вечный в результате, скажем, какой-нибудь крайне несчастливой для него и крайне счастливой для палагойцев случайности…

Он проспал остаток дня и ночь. Проснулся только на рассвете следующего дня и обнаружил перед собой прапора, хмурого, с потемневшим лицом. Прапор немилосердно тряс его за плечо:

– Мы уходим, милорд.

– Жа… – Он чуть было не сказал «жаль», но вовремя осекся. – Я сопровожу вас.

Сергей сел на кровати. Потолок комнаты золотили лучи поднимающегося солнца, а за окном все было в легкой синеватой дымке, которая бывает только ранним утром. Он встал, с хрустом размял затекшее тело, дохромал до стола, плеснул себе в лицо водой из вчерашней чаши. Потом вдруг кое-что припомнил и резко развернулся к палагойцу, ожидавшему за спиной.

– Вы когда будили меня, ничего не почувствовали? Прапор с натугой приподнял густые, нависающие над глазами брови:

– Нет. А что?

– Да вот, понимаете ли… Я, когда лег, попросил защиты.

– А… – Старик махнул рукой. – Я не знаю, что у вас есть, милорд, но предполагаю, что это та самая перчатка, которую вы даже на ночь не сняли. Так? Нечто очень мощное… Вариантов множество, милорд, но я предложу вам один, наиболее вероятный, с точки зрения очень старого мага. Ваша могущественная защитница, когда я приблизился к вам, просто не нашла меня опасным. Потому что нет во мне зла к вам лично, милорд. Мы хотели как лучше, но… но люди всегда несправедливы к тем, кто желает им лучшего, особенно если от них требуются незначительные жертвы. Думаю, вы уже знаете, каковы были наши цели.

– Предполагаю, – осторожно сказал Сергей, морщась и почесывая руку под раструбом перчатки. – Господство над империей, всем вместе ровным строем к процветанию мира под направляющей рукой палагойцев… А ведьм и лордов прочь, как чуждое для палагойского счастья семя.

– Да, милорд. Ну и что? Счастье, как и дитя человеческое, рождается только из крови и грязи. – Прапор устало прохромал до стола, отломил дрожащими пальцами кусок горбушки, не тронутой герцогом вчера. – Простите, милорд, но я очень голоден – из-за сборов не было времени перекусить, не ел со вчерашнего дня…

Старик медленно прожевал хлеб, с видимым удовольствием проглотил и продолжил чуточку более уверенным тоном:

– Что делали эти лорды и ведьмы для людей? А ничего. Лорды дерутся друг с другом и занимаются поборами, ведьмы занимаются колдовством, попутно не забывая держать в страхе людей из своих деревень… А мы… мы принесли бы мир и процветание, уменьшили налоги, начали бы учить смердов ремеслам и магическим наукам. Многое можно было бы изменить в нашем мире. Простите, милорд, теперь уже только в вашем – увы, мы покидаем этот мир. Следовало только захотеть и начать что-то здесь делать… Лорды ни на что не способны – обленились, зажирели… Ведьмы играют в магию, им не до преобразований в вашем мира. Клянусь, мы хотели лучшей доли для всех. И что в этом желании такого плохого?

– Ничего, – согласился Сергей. – Лично мне вы даже нравитесь, но… Знаете, как сказал один рыцарь по имени Д'Артаньян? Так уж получилось, милорд, что все мои друзья находятся по эту сторону. А враги моих друзей есть и мои враги тоже… И они – по вашу сторону. Вот и все. Хотя и не следовало так издеваться над ведьмами. Да и й-хондрики… гм…

Прапор пренебрежительно пожал плечами – дескать, все это простонародье, что за плебеев заступаться? Потом холодно сказал:

– Время, милорд. Мои рыцари покидают этот мир…

Прапор тяжело кивнул и направился к двери, не оглядываясь.

На небольшой прогалине перед парадными воротами замка сияла рамка из змеящегося белого свечения. И в ней, как в окне, был виден громадный простор другого мира. Теплое серое небо, побережье пронзительно-синего цвета, окаймленное серпом светло-желтого песка. Ни строений, ни живых существ в рамке видно не было.

По прогалине медленно ехали рыцари на конях – по трое в ряд. И въезжали в провал чужого мира. Позади конного строя ждали своей очереди повозки с тюками. И повозки с женщинами, явно набранными из ближайших деревень. Среди них взгляд Сергея зацепил четырех дам, одетых в шелка. Те сидели наособицу, на отдельном возке, возле которого ошивались двое-трое мальчишек в хороших одежках, по виду пажи.