Реестр убийцы - Патрисия Корнуэлл

Марино срывает с цепочки серебряный доллар и бросает в кружку — монета плюхается и опускается на дно. Толкает кружку по стойке, она скользит и останавливается возле них. Он встает и выходит с надеждой, что кто-то выйдет следом. Дождь прекратился, в свете фонарей от асфальта поднимается пар, и Марино сидит на мокром сиденье и ждет, ждет. Может, они подерутся. Может, на этом все и закончится. Только бы не колотилось так сердце да не сдавливало грудь. Он смотрит на дверь «Таверны По», ждет и надеется. Может, у него случится сердечный приступ. Может, сердце не выдержит. Он смотрит на дверь, смотрит на людей по ту сторону освещенных окон — все довольны и счастливы, кроме него. Он ждет. Закуривает сигарету, сидит на мокром мотоцикле в мокрой куртке. Курит и ждет.

Какое же он ничтожество! На него уже даже не злятся. Никто не хочет с ним драться. Ничтожество. Он сидит в сырой темноте, курит и смотрит на дверь, заклиная, чтобы Шэнди, или парень в косынке, или они оба вышли и дали ему почувствовать, что в нем еще осталось что-то стоящее. Но дверь не открывается. Никому нет до него никакого дела. Они не боятся. Они считают его шутом. Он ждет и курит. Потом снимает замок и заводит мотор.

Дает газу. Пищит резина. Он уезжает. Ставит мотоцикл под навес и оставляет ключ в замке — мотоцикл ему больше не нужен. Там, куда он отправляется, на мотоциклах не ездят. Идет быстро, но сердце все же обгоняет. Поднимается по ступенькам на причал. В первый раз, когда он привез Шэнди сюда, она посмеялась над этим причалом, длинным, шатким, кривым. Они занимались любовью всю ночь. Десять дней назад. Вот и все. Надо подумать. Она подставила его, и, наверно, это не совпадение, что она подкатила к нему в тот самый вечер того самого дня, когда на болоте нашли тело мальчика. Может, хотела выудить у него какую-то информацию. И он поддался. А все из-за кольца. Док вернулась с кольцом, и у него снесло крышу. Тяжелые ботинки глухо стучат по дощатому настилу, и старое дерево прогибается под его весом. Мокрецы роятся вокруг.

В конце причала он останавливается, тяжело дыша, пожираемый заживо миллионами невидимых острых зубов, и слезы подступают к глазам, и грудь дрожит в череде судорожных вдохов-выдохов, как у человека, которому сделали смертельную инъекцию и который вот сейчас посинеет и испустит дух. Небо и вода сливаются воедино, и кранцы глухо стучат внизу, и волны тихо плещутся о сваи.

Он кричит что-то, что исходит как будто не из него, и изо всех сил швыряет в море сотовый и наушник. Швыряет так далеко, что даже не слышит, как они падают.

Комплекс Агентства национальной безопасности Y-12. Скарпетта останавливается у контрольно-пропускного пункта, заключенного в оправу из бетонных блоков и металлического ограждения с натянутой поверху колючей проволокой.

Она во второй раз за последние пять минут опускает стекло и подает идентификационный значок. Часовой возвращается в будку, чтобы позвонить, второй тем временем проверяет багажник красного «додж-стратуса», поджидавшего Скарпетту в пункте проката «Херц» в Ноксвилле, куда она прилетела час назад.

Вообще-то она просила предоставить внедорожник. И уж никак не красный. Скарпетта даже не носит красное. В отличие от прошлого раза часовые несут службу бдительно, как будто одно появление машины требует от них внимания и осторожности. В комплексе Y-12 крупнейшие в стране запасы обогащенного урана. Охрана здесь строгая, и Скарпетта никогда прежде не досаждала просьбами местным специалистам, пока нужда, как она выражается, не достигает критической массы.

На заднем сиденье лежат завернутое в плотную бумагу окно из прачечной Лидии Уэбстер и небольшой контейнер с золотой монетой, сохранившей отпечаток пальца убитого и до сих пор не опознанного мальчика. В глубине комплекса стоит здание красного кирпича, похожее на все остальные, но вмещающее в себя лабораторию с самым мощным на планете сканирующим электронным микроскопом.

— Подъезжайте туда. — Часовой показывает куда. — Он сейчас будет. А потом следуйте за ним.

Скарпетта проезжает, паркуется и ждет черный «тахо» доктора Франца, директора лаборатории материаловедения. Она всегда его ждет и всегда едет за ним, хотя и бывала здесь десятки раз. Искать дорогу самостоятельно не стоит и пытаться — заблудиться на территории комплекса, где производят ядерное оружие, вариант не самый лучший. Через несколько минут «тахо» подкатывает, разворачивается, и доктор Франц машет из окна, приказывая следовать за ним. Они проезжают мимо невзрачных строений с незапоминающимися названиями, минуют рощицу, пересекают открытое поле и наконец прибывают к одноэтажному зданию лаборатории, известной как «Текнолоджи-2020». Декорации обманчиво буколические. Они выходят из машин, и Скарпетта достает упакованное в оберточную бумагу окно, проделавшее весь путь на заднем сиденье, где оно было надежно пристегнуто ремнями безопасности.

— Какие чудные вещицы вы нам привозите, — говорит доктор Франц. — В прошлый раз была целая дверь.

— И мы нашли на ней отпечаток ботинка, хотя никто и не думал, что там что-то есть.

— Везде что-то есть. — Таков девиз доктора Франца.

Примерно ее возраста, в рубашке-поло и мешковатых джинсах, он мало соответствует созданному фильмами образу ученого-атомщика, инженера-металлурга, проводящего свободное время за изучением какой-нибудь профрезерованной детали, крестовидной втулки или кусочка космического «шаттла» или атомной субмарины.

Скарпетта входит за доктором в здание, которое ничем не отличалось бы от обычной лаборатории, если бы не массивная металлическая камера, поддерживаемая четырьмя демпфирующими колоннами, каждая из которых диаметром в вековой дуб. Большой сканирующий электронный микроскоп «ВизиТек» весит десять тонн, и для его установления требуется сорокатонный вилочный погрузчик. Проще говоря, это самый большой микроскоп на земле, и предназначался он отнюдь не для судебных экспертиз, а для анализа разрушений таких материалов, как используемые в оружии металлы. Но технология есть технология, и в комплексе Y-12 уже привыкли выполнять запросы Скарпетты.

Доктор Франц разворачивает окно, кладет его и монету на стальную поворотную платформу в три дюйма толщиной и начинает настраивать электронную пушку размером с небольшую ракету и детекторы, подводя их по возможности ближе к наиболее перспективным зонам. С помощью дистанционного пульта он наклоняет и опускает, щелкает и гудит, останавливает и переключает, предотвращая столкновение ценнейших частей громадного прибора и уничтожение образцов. Потом закрывает дверцу, чтобы откачать из камеры воздух. Теперь, объясняет доктор Франц, дверцу уже не открыть, как ни старайся. Демонстрирует. Условия в камере примерно такие же, как в космосе. Ни влаги, ни кислорода — только молекулы преступления.

Гудят вакуумные насосы. Доктор Франц и Скарпетта выходят, закрывают внешнюю дверь чистой комнаты и возвращаются в лабораторию. Колонка красных, зеленых и белых огоньков извещает, что в камере никого нет. Того, кто остался бы там, ждала бы почти мгновенная смерть — примерно такая же, как при прогулке без скафандра по Луне.