Дороги товарищей - Виктор Николаевич Логинов

— Я прошу тебя не обвинять меня!

— Я остался с тобой узнать правду.

— У нас правда разная…

— И ты, конечно, считаешь, что только твоя точка зрения безошибочная?

Костик уклонился от ответа.

— Я прошу тебя помочь мне, — тихо проговорил он.

— Я остался здесь, чтобы помочь тебе… Остался, хотя, возможно, обидел Женю…

Саша на мгновение умолк и решительно закончил:

— Остался с тобой, хотя Женя для меня самый дорогой человек…

— Я тоже любил ее. А теперь я разгадал ее и не люблю!

— Кривишь душой.

— Я ненавижу ее. Она… У нее душа подлая.

— Не смей клеветать на Женю! Сам ты жалкий и низкий.

— Я ненавижу ее! Понял?

— Замолчи!

— Я ненавижу ее! — сжав кулаки, злобно выкрикнул Павловский.

— Костик!

Из внутренних комнат в переднюю высыпали все участники несостоявшейся вечеринки.

— Я ненавижу ее! И вы!.. И вы хороши! Вы! Знаете, кто вы? Вы — букашки, ползущие в мире, не зная куда! Можете идти! Наш вечер не состоится!

— Костик! Что ты говоришь, Костенька!

Софья Сергеевна бросилась к сыну, но Костик оттолкнул ее.

— Не твое дело, мама! Не вмешивайся в мою личную жизнь! Я не хочу иметь ничего общего с людьми, не уважающими меня…

— Ты хочешь сказать, Костик, чтобы мы убирались, — выступил вперед Саша. — Мы уйдем, но знай, что ты сам себя отталкиваешь от нас!

— Пусть я отталкиваю, пусть изгоняю себя! Лучше быть одиноким, чем бараном в стаде! Уходите! Ясно?

— Вот ты, оказывается, какой, Костик! — гневно воскликнул Ваня Лаврентьев.

— Букашка! — выразительно добавил Гречинский.

— Здесь не место для оскорблений, — остановил его Никитин. — Идите, ребята! И вы, девушки… Если он этого хочет, — мы ему не товарищи, он нам не друг.

ПЕРЕД РАССВЕТОМ 22-го…

Когда Саша подошел к дому Румянцевых, город уже спал. Только изредка раздавался звон редкого трамвая, да откуда-то из мягкой темноты доносился приглушенный, счастливый девичий смех. Окна квартиры Румянцевых были освещены.

«Не спят еще!» — с облегчением подумал Саша и тихо постучал в дверь.

Вышла Мария Ивановна. Она ахнула не то изумленно, не то радостно и, быстро схватив Сашу за рукав вышитой украинской рубашки, втянула его в дверь.

— Ах, Саша! — проговорила она с упреком, качая головой, повязанной белым платком. — Что вы друг дружку мучаете? Что у вас там не ладится? Горе мне с вами! Подожди, не ходи к ней! — прикрикнула она. — Не одета, наверно. Вас теперь это мало интересует, а в наше время вот так к девушке не приходили.

— Мария Ивановна…

— Подожди! Вот сейчас я тебе слово скажу. Не мальчик уже, должен понять мать-то. Садись-ка!

Она властно подтолкнула его к большому сундуку.

— Вы мне, мальчики, в кошки-мышки не играйте, — продолжала она строго, посматривая на Сашу. — Ты, милый друг, коли любишь Женю… любишь ты ее, а?

Она внимательно посмотрела в его смущенные глаза и с удовлетворенным вздохом кивнула головой.

— Любишь!.. Так я и знала — любишь. А Павловский? Что он между вами встал, чего добивается? Не понимаешь?

— Мария Ивановна…

— Не понимаешь, милый друг! Ее он добивается! А что ты ему друг — наплевать! Она же — девочка, кто поведет, за тем и пойдет. Понял ты меня?

— Да, понял, Мария Ивановна…

— Ах, молодость, молодость! — со вздохом проговорила мать. — Сколько вас надо учить, сколько надо наталкивать… Молодо, зелено, неопытно. Но смотри! — вдруг резко, с ласковой угрозой заметила она. — До крайности чтобы дело не дошло.

Саша вскочил.

— Мария Ивановна, что вы говорите?

— Жизнь, жизнь, милый друг, дело человеческое. Предупреждаю тебя, как мать. Ты послушай и помолчи. Знаю я вас, молодых. Сама была такой лукавицей…

— Мама, с кем вы там разговариваете? — раздался из комнаты беспокойный голос Жени.

— Ну, иди к ней, — поспешно сказала мать. — Успокой ее, а то злится, сама не зная отчего…

Она легонько подтолкнула Сашу к двери и снова вздохнула:

— Ах, молодость, молодость!..

В этот вечер, к удивлению Марии Ивановны, Женя пришла рано, раздраженная, колючая, как ежик, и, не сказав матери ни слова, скрылась в спальне. Несколько минут она стояла посреди комнаты, кусая губы, и повторяла чуть слышно:

— Променял, променял! На кого?! На Костика! А я… Дура, дура! Ждала его, любила… Да что я… и сейчас люблю!

Мысль о полученном вчера письме от отца заставила ее кинуться к столу и вынуть из ящика спрятанный конверт. Отец опять просил ее приехать в город Здвойск, где стоял его полк, хотя бы на пару недель. Он хотел поговорить с ней, выяснить дальнейшие отношения с матерью.

Перечитав письмо, Женя сразу же решила, что завтра соберется и уедет в Здвойск.

«Что бы ни случилось, что бы я ни надумала, что бы ни говорила мать — я поеду. Или же сама себя буду считать безвольной, не имеющей принципов, никому не нужной девчонкой!» — убеждала она себя.

Раздевшись и накинув на плечи халат, она села к зеркалу и начала расплетать косы, когда постучались и мать вышла отпирать. Женя ждала, что кто-нибудь пойдет в комнату, но никого не было. Потом скрипнула и открылась дверь, и она поняла, что пришел Саша, и встала, не оборачиваясь к нему, нахмурив лоб.

Саша стоял молча.

Женя плотнее запахнула халат и спросила:

— Зачем ты пришел?

— Я не мог не прийти, Женя! У нас сегодня… как-то получилось… Как-то нехорошо…

Ей хотелось обернуться и броситься к нему с сумасшедшим от любви лицом. Но она сдержалась и с какой-то вкрадчивой коварностью в голосе спросила:.

— А ты подумал о том, что ты обидишь меня тем, что плюешь на мои просьбы?

— Женя!

— Молчи! Ты думал о том, чем можешь заплатить за это оскорбление?

— Я уже заплатил за это крупной ссорой.

— С кем?

— С Павловским.

— Я знала, что так будет!

Женя обернулась, придерживая на груди халат.

— Я тебе говорила, а ты не хотел слушать меня… Ты поставил меня ниже его. И я не хочу, не хочу принимать твоего раскаяния! Ты обидел, унизил меня…

— Что с тобой, Женька? — удивился Саша. — Ведь ничего серьезного не произошло: ну, ошибся я… Я ведь прошу прощения!

— Я не хочу слышать ничего: ни о прощении, ни о чем-то другом, потому что я привыкла быть хозяйкой своих слов. Я сказала, и пусть будет так, как я сказала! — заявила Женя с горечью и, отвернувшись, подняла к потолку свою непреклонную голову, чтобы он не мог видеть ее наполненных слезами глаз.

Саша потянулся к ней и обнял вздрагивающие плечи.

— Ну, да ладно, прости меня, Женька!

Женя капризно