Версаль. Мечта короля - Элизабет Мэсси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не уверена. Но сходство есть. Человек, давший вам этот яд, хорошо представлял его действие.
– А противоядие? – спохватился Фабьен.
– Уже ввела, пока вы лежали без чувств.
Маршаль с усилием приподнялся.
– Вы что-нибудь знаете о любовных зельях? О тех, что продлевают любовное соитие?
– Почему вы спрашиваете? – удивилась Клодина, радуясь, что Маршаль не видит, как вспыхнули ее щеки.
– Представьте, что двое приняли любовное зелье, содержащее яд. Может ли быть так, что один чуть не умер, а другой совсем не пострадал?
Клодина отложила увеличительное стекло.
– Второй человек или намеренно вызвал у себя рвоту и исторг яд раньше, чем тот начал действовать, или вначале принял противоядие, а потом уже это зелье.
Фабьен потер затекшее плечо. У него болело все тело.
– Я прошу вас немедленно известить первого камергера Бонтана. Скажите ему, чтобы срочно пришел сюда.
Клодина кивнула. Затем, вспомнив, что Маршаль ее не видит, вслух пообещала исполнить просьбу.
В этом крестьянском доме давно никто не жил. Его стены успели покоситься. Дом стоял почти на самом берегу мелководной, почти пересохшей речки, и потому его облюбовали лягушки, черепахи и змеи. Монкур с безразличием относился к черепахам, но терпеть не мог ни лягушек, ни змей. Появившись в доме раньше остальных, он принялся с остервенением топтать тех и других, вышвыривая ошметки за дверь. Герцог Кассельский, пришедший следом, застал расправу Монкура с полозом – большой, но совершенно безобидной змеей. Рваная, выцветшая одежда Монкура заставила герцога брезгливо поморщиться.
– Надо тебя познакомить с моим парижским портным, – сказал он.
Монкур рукавом вытер лицо.
– От модной одежды мало толку, когда живешь в лесной лачуге. У меня ничего нет, и помочь мне некому. Может, мы займемся прежним ремеслом?
– Аристократам, живущим во дворце, запрещено заниматься торговлей и… прочими делами.
– Я думал, Версаль вам ненавистен.
– Ненавистен. Но дворец не лишен привлекательности.
Вскоре дверь открылась и вошла Беатриса в сопровождении еще нескольких заговорщиков из числа знати.
– Зачем нас сюда позвали? – накинулся на нее герцог.
– Сама не знаю, – пожала плечами она.
– Так это не вы?
– Вас позвал я, – послышался низкий хриплый голос из дальнего угла комнаты, где было темно. Заговорщики переглядывались. – У меня хорошие новости. Появилась возможность продвинуть наше дело. Король отправляет свою невестку в Англию, на переговоры с ее братцем, королем Карлом. Как бы там ни было, но живой из этого путешествия она не вернется.
– Вы что же, убьете ее? – спросил герцог Кассельский. – И что потом?
– Скоро узнаете, – ответил таинственный человек.
– При чем тут Генриетта? – удивилась Беатриса. – Нужно убить короля.
– Остыньте, дорогая, – посоветовал ей герцог. – С налету подобные дела не делаются. Здесь нужно терпение и тщательная подготовка. А короля я ненавижу не меньше вашего.
– Сомневаюсь. Вас король всего лишь оставил без замка. А его отец уничтожил всю мою семью и еще тысячи гугенотов.
Незнакомец поднял руку. Складки плаща делали ее похожей на крыло.
– Мадам де Клермон, вы уже пытались отравить короля, проявив своеволие, но успеха не добились. Нет, мы вначале ослабим его власть. У нас в союзниках Вильгельм Оранский, который день ото дня становится сильнее. Он будет снабжать нас деньгами и посылать нам в помощь надежных людей. Благодаря его помощи мы укрепим свои позиции и сможем покупать дружбу и влияние. А пока сидите тихо, чтобы не вызвать подозрений. В надлежащее время каждый из вас получит список придворных, готовых поддаться на уговоры и падких на посулы.
– А где Шевалье? – спросила Беатриса.
– Он арестован и брошен в тюрьму по обвинению в государственной измене.
– На него чуть надави, и он все разболтает. Что может удержать его язык? – поморщившись, спросил герцог Кассельский.
– Страх.
Переглядываясь, заговорщики направились к выходу. Пока они выбирались наружу, брезгливо переступая через полураздавленных змей, Монкур затаился у стены. Когда таинственный незнакомец прошел в соседнюю комнату, Монкур неслышно прокрался по прогнившим половицам к двери и обратился в слух.
– Я не доверяю этой женщине, – сказал невидимка, обращаясь к кому-то.
– Занимайся тем, что тебе поручено, – ответили ему.
В ветхих стенах были щели, к одной из которых и прильнул Монкур. Наконец он увидел лицо того, кто недавно говорил с заговорщиками, и едва не вскрикнул от удивления. Это был Мишель, некогда служивший герцогу Кассельскому, приспешник Монкура по грабежам и убийствам на дорогах. Человек, к которому он обращался, сидел за столом, спиной к двери. Монкур дорого бы дал, чтобы увидеть и его лицо.
– В какое время отправится процессия? – спросил Мишель.
– Рано утром, когда рассветет. Ее будут сопровождать шестеро вооруженных всадников. Двое телохранителей поедут в карете. В Марли к ним присоединится дополнительная охрана.
– Тогда я порешу ее в лесу, – мрачно усмехнулся Мишель. – Там есть чудесное местечко.
– Я говорил Вильгельму Оранскому, что после убийства Генриетты мы должны действовать очень быстро. Нам понадобятся люди и оружие.
– Вы доверяете Вильгельму? – спросил Мишель.
Сидящий ответил не сразу. Мизинец его левой руки застучал по столу, то и дело сбиваясь с ритма.
– Да, доверяю, – наконец произнес сидящий. – У нас, быть может, разные враги, но цель одна.
Монкур неслышно пробрался к входной двери и поспешил туда, где оставил свою лошадь.
Бонтан сопровождал принцессу Генриетту, одетую в платье из тончайшего шелка, которое очень нравилось Людовику. Как назло, по дороге в королевские покои в коридоре они наткнулись на Филиппа. Тот сразу же начал забрасывать их вопросами.
– Как-никак, я ее муж. Я имею право знать! – кричал Филипп.
Бонтан пропускал все мимо ушей. Втроем они достигли королевских покоев. Гвардеец открыл дверь.
– Мой брат наверняка что-то замышляет, – не унимался Филипп. – Я должен с ним поговорить.
Бонтан отошел, пропуская Генриетту.
– Король желает говорить только с ее высочеством.
С этими словами первый камердинер вошел сам и закрыл дверь.
Филипп остался один. Он с трудом подавил гнев и, придав лицу надлежащее выражение, потребовал пропустить его к королю. Гвардейцы не посмели ослушаться. Едва оказавшись в приемной, Филипп услышал голос брата: